Андрей Ветер - Стеклянная тетрадь

Он умолк. За спиной мягко пробили часы.

Тpегуpт быстро поднялся и подошёл к двери, хлопнув в ладоши.

— Филипп!

В то же мгновение из тени коридора шагнул слуга. Тёмная, лишённая всякого цвета ливрея, поблёскивала золотой нитью на обшлагах.

— Слушаю, господин.

— Филипп, я жду мадам Шоспье. Как только она появится, незамедлительно проводи её ко мне в кабинет.

Гостья вошла в комнату в назначенный час. С лёгкой улыбкой на губах она направилась к профессору, протягивая ему руку. Тpегуpт безмолвно коснулся гладкой кожи своими тонкими губами.

— Добрый день, дорогой профессор, — её голос бархатистыми каплями растёкся по воздуху.

— Рад видеть вас, милая Мария. Очень рад.

Гостья грациозно откинула голову, медленно повернулась и мелкими шажками двинулась к кровати.

— Профессор, сегодня я хочу получить ещё один урок от вас. Только заклинаю вас не расспрашивать меня ничего. Мы с вами так дружны, и вы всегда мне верили. Если я прошу, значит мне это необходимо. Даже если я прошу что–то непривычное, — она присела на край кровати и обожгла Тpегуpта своими глазами. — Не отказывайтесь. Вы же сами утверждали, что жизнь — это отдельные картинки, и толковать их можно по–разному. Не думайте обо мне плохо, хотя я уверена, что вы и не подумаете дурного. Но мне нужно всё опробовать. Поэтому я прошу вас рассказать мне о поэзии тела. Покажите мне, как распускается цветок в складках простыни, как стихи рождаются от нервных и чутких соприкосновений двух тел, как дышит полной грудью ночная тьма…

— К моему сожалению, я давно не поэт в этом, дорогая Мария. Мой взгляд давно уже циничен.

— Но ведь вы знаете, о чём идёт речь? Тогда сделайте то, о чём я вас прошу.

— Вы представляетесь мне сейчас ребёнком. Неужели вы не знаете, о чём просите? А если знаете, то зачем просите меня? Есть ли у вас чувства для этого? Есть ли желание?

— У меня есть нужда познать это…

Она была неимоверно мягкой, эта влажная женская рука, и тёплый живот казался похожим на отдельное живое тело, вздыхавшее в густых поволоках конвульсий.

Мария вела себя так, будто изучала каждое движение профессора и будто наблюдала за ним и за собой со стороны.

Трегурт двигался мягко, без молодой страсти, хотя женское тело под ним было прекрасно и каждый изгиб его представлялся профессору рисунком волшебника. Но Трегурт тоже наблюдал, ибо хотел понять, кем была лежавшая под ним красавица, источавшая запах ромашек. Он входил в это тело, но ему казалось, что он погружался не в женское лоно, а в непостижимую для разума Бездну…

Порой он слышал музыку. Она звучала где–то в нём, глубоко внутри. Но это было нечто особенное. Тpегуpт не знал таких инструментов, ведь на Земле ничто не умело издавать столь размазанных звуков. Они были низки, протяжны и звонки…

Такая музыка играла в нём в особое настроение, когда профессор чувствовал себя странно, неуютно, но легко. И тогда все становилось ничтожно малым и ощущалось физическое присутствие чего–то огромного, неподдающегося человеческому восприятию. И он, понимая величие этого , содрогался перед человеком — существом маленьким, не способным постигать самое важное, но творящим мелкое и незначительное, называемое историей.

Тpегуpт замечал, что именно в такие минуты у него появлялось ощущение всемогущества. Он мог подняться над Землей, оставив городские огни далеко внизу, мог сломать стену, мог вместиться в собственный мизинец. Он смог бы всё… если бы ещё один только шаг. Но этот последний шаг исчезал, и вместе с ним растворялась способность стать чем–то Большим, частью этого , покинуть оболочку Маленького Человека…

Всегда не хватало самой малости, чтобы суметь. И пропадала музыка. Музыка души.

Тpегуpту начинало казаться, что дорога к Тоннелю открывалась лишь вне реальной жизни. Но ведь нет другой жизни, кроме нашей. Так мы привыкли думать…

Мадам Шоспье приподнялась на локтях и застыла, устремив взгляд на кончики пальцев ног. В коричневом свете задёрнутых гардин её неподвижное тело казалось каменным изваянием.

Но вот статуя шевельнулась и села.

Она размышляет, решил Тpегуpт. О чём? Кто она? Почему она к нему приходит? Она будто живёт другой жизнью. Она спрашивает его обо всем, но профессор чувствовал, что она знает несравнимо больше, чем он

сам. Она словно не была человеком, а пыталась им быть…

Женщина (или это было какое–то иное существо в женском теле?) оперлась рукой о колено. Краем глаза она окинула разбросанные одеяла и подушки. Она не могла понять. Она не могла осмыслить земные ощущения, которыми живут эти Маленькие Люди.