Андрей Ветер - Стеклянная тетрадь

— Верно, верно. Под корень…

— Вы тоже такого мнения? — обрадовался через стол философ и протянул пятерню для воздушного рукопожатия.

— Тоже, — кивнул бывший гений и послал в ответ воздушный поцелуй.

— Скажите, — обратилась к нему сидевшая рядом девушка, очень блондинистая и с очень пухлыми губами ярко–вишнёвой масти. — А любовь как же?

— Что любовь? — не понял он. — С любовью всё в полном порядке.

Он посмотрел на собеседницу и увидел её рот. Такой рот вызывал у него только одно желание. Такой рот не имел права задавать вопросы. Эти губы были созданы, чтобы ублажать и получать удовольствие в ответ. Не только эти губы, но и всё, что находилось ниже, со всеми бюстгальтерами, трусиками, чулочками и нелепыми вопросами.

— Есть любовь? — Уточнили спелые губы, облизнувшись. — Или это тоже для вас одна из проблем, и вы её тоже под корень?

— Почему же так сразу? — Он прищурил глаза и почувствовал, как под взглядом девушки его плоть в брюках стала вытягиваться, как шея любопытного жирафа. — Вовсе не под корень. Я полагаю, что всему есть место. И любовь есть, и ненависть есть, и они имеют полное право на существование. Но лишь до тех пор, пока они не являются для меня бременем. А вот если они мне в тягость, то я их режу на корню, как мы тут все изволили выразиться. Кстати, как ваше имя?

Она сказала.

В ответ он назвал ей своё.

Они выпили за знакомство. Выпили за любовь. Он вспомнил какие–то стихи, сочинённые им в дни его гениальности. Они подняли бокалы ещё раз, и он рассказал ей что–то о вине, процитировав по этому поводу кого–то из античных поэтов. Она очень порадовалась и захлопала розовыми ладошками. И в ту минуту он понял, что больше ему не продержаться, ибо жираф в его нижнем белье не только вытянул шею, но и разинул слюнявый рот.

— А не махнуть ли нам к вам? — спросил он, весело подмигнув.

Девушка согласилась и радостно приклеилась к бывшему гению богатыми губками, выдавив из них вишнёвого соку.

Затем они рухнули в кровать, и блондинка подставила гению свою промежность для ознакомления. Промежность оказалась вполне стандартной, но возбуждение и пробуждённое им воображение были столь огромными, что и промежность, и ляжки, и колыхавшиеся полушария крупных грудей казались в ту ночь просто сказочными.

И вот два куска мяса слепились в спазмах взаимообразного экстаза. Судороги выдавливали из них стоны и крики. Рычали звери. Текли слюни голодных хищников. Тикали часы, отсчитывая отведённые судьбой минуты наслаждения.

— Великое таинство природы — наша с тобой любовь! — шептал он ей на ухо и вталкивал между её ног своё тело. Она аппетитно заглатывала всё, что в неё влезало. Она была счастлива и, глядя в потолок, тихонько нашёптывала его юношеские стихи, которые почему–то запомнила с первого раза.

Великое постижение единства. Великое забытье. Великое неумение.

Затем был отдых, а после него — глубокий сон удовлетворённых людей.

Когда она открыла глаза, уже рассвело. Утро играло с ажурной занавеской, колыхало её прохладой. Рядом лежал он. Сильный. Знающий. Нужный ей. Они должны быть вместе, решила она, ведь они так подходят друг другу. Он станет ей верным мужем. Она родит ему детей. Потянется бесконечная счастливая жизнь.

Она радостно посмотрела на него. Как он может спать в такой день? Как он может быть так спокоен, когда она увидела его и её счастье? Как он может спать, когда она не спит и жаждет его?

Она потрясла его за плечо:

— Дорогой мой, любимый, проснись…

Но он не просыпался.

Не желал пробуждаться. Или не мог. Он заплутал в мёртвом сне и не искал выхода оттуда. Возможно, он наткнулся там на давно отброшенные мысли о таланте, и они опять заворожили его, спутали по рукам и ногам, пожрали его легкодоступное сердце и превратили его в пористую кровавую мякоть, похожую на губку.

Не плюйте мне в рот, когда я говорю. Вы меня этим отвлекаете. Если Вам не интересно, пройдите в коридор, он тянется через соседнюю комнату до самого горизонта. Пока Вы доберётесь до конца, я уже всё скажу. Кстати, почту за честь проводить Вас до двери…

Вот, друзья мои, вот я и остался один. Теперь никто и ничто не мешает, и я могу показать вам нечто. Смотрите… Видите на столе рулон ткани?

Взгляните, какая тонкая материя, какая тонкая работа. И какой большой рулон. Его можно разворачивать до бесконечности. Это ведь особая материя. Она тянется из темноты к свету. А ни у того, ни у другого нет пределов.