Катя Ткаченко - Ремонт человеков[Иллюзии любви и смерти]

Я закрываю дверь и начинаю спускаться.

Вниз по лестнице, с четвертого этажа.

Слышно, как мать поворачивает ключ в замке.

Я дышу тяжело, мне хочется скорее убежать.

Хотя ноги не слушаются, а коленки подгибаются.

Я останавливаюсь на площадке между вторым и третьим этажом и лезу в сумочку.

Мне надо покурить, мать не курит и не любит, когда курят у нее дома.

Я достаю сигарету, закуриваю и вдыхаю в себя дым.

И снова смотрю в сумочку.

Я могу взять этот черный пакет в руки, достать из сумочки, вынуть из него фотографии, подойти к окну и внимательно рассмотреть при дневном свете.

Тусклом и сером из–за падающего снега.

Падающего и тающего под ногами, потому что — весна.

Но я и так хорошо запомнила их.

Мне хватило несколько мгновений, чтобы они запечатлелись в памяти.

Тем более, что их немного.

Всего три.

Три маленьких, черно–белых фотографии.

Очень старых.

Я не знаю, почему мать их сохранила, я бы себе такого не позволила.

Никогда.

Но я знаю, что никогда не спрошу у нее ничего об этом человеке, потому что она мне все равно не скажет правды, раз не говорила ее все эти годы.

Хотя это уже не важно.

Важно то, что я нашла, что хотела.

Нашла и украла, положила к себе в сумочку и сделала ноги.

Ноги снесли меня с четвертого этажа до площадки между вторым и третьим и встали.

В них появилась слабость, и я была вынуждена закурить.

На первой фотографии — моя мать, в том виде, в каком меня так и не смог ни разу заснять мой муж.

Молодая, голая, с очень красивым телом.

Какое и должно быть, когда тебе восемнадцать лет.

Или чуть больше.

На другой — мужчина.

С хищным носом и полными чувственными губами.

Ему под тридцать, а может, чуть за.

То есть, он примерно на десять лет старше моей матери.

И он одет.

Он в костюме и при галстуке, фотография из тех, которые называют официальными.

И я точно знаю, что это — мой отец, потому что на этой фотографии он очень похож на меня.

Гораздо больше чем там, в левой половине головы, где внезапно начинает появляться узенький лучик света.

Хотя боль не отступает, она просто становится глуше.

А вот третья фотография самая интересная, на ней все тот же мужчина и юноша, почти мальчик.

И это фотография крест накрест перечеркнута красным карандашом. С нажимом. За которым — ненависть.

И я даже знаю, чья.

Моей матери.

Как знаю и то, кто этот юноша.

Почти мальчик.

На фотографии ему лет пятнадцать, не больше.

А мужчине уже далеко за тридцать, может быть, что под сорок.

Она сделана позднее, чем две предыдущих.

И я не понимаю, где взяла ее мать.

Хотя мне это должно быть все равно.

Не все равно другое.

Этот мальчик на фотографии — мой муж.

Тот самый, который восемь лет назад изнасиловал меня в ванной моего брата.

Тот самый, который сегодня пьет кофе с человеком, который — судя по всему — мой отец.

И который, судя по тому, как он нежно обнимает моего мужа на фотографии, знает моего мужа уже очень много лет.

И если они и партнеры, то бизнес к этому не имеет никакого отношения!

Мы все боремся с демонами.

И я опять понимаю, как все же был прав Седой, назвав свою контору «Ремонт человеков».

Если мы боремся с демонами, то совсем не обязательно, что мы выигрываем.

И с нами начинает что–то происходит.

Как это сейчас происходит со мной.

А значит, мне необходим ремонт.

Как необходим он и тем, кто идет сейчас рядом со мной по улице.

Опять валит снег, крупными, совсем не весенними хлопьями.

Мне безумно хочется залезть в карман плаща и достать черные очки.

Те, что я купила вчера.

Хотя сейчас я не плачу, у меня нет сил плакать, я даже не знаю, смогу ли я когда–нибудь сделать это снова.

Я пуста, меня выпили и высосали.

Мои демоны оказались гораздо сильнее меня.

И я попросила Седого не о том.

Мне совсем не надо было знать, что происходит с моим мужем и почему он хочет меня убить.

Мне надо было узнать, что происходит со мной.

Хотя все это взаимосвязано, что–то происходит с моим мужем и что–то происходит со мной.

Я не знаю, куда мне сейчас идти, мне хочется кому–то выговориться, но я не знаю кому.

Летом можно сесть на лавочку и завести беседу с любым, кто сидит рядом.

С мужчиной, с женщиной, независимо от возраста.

Хотя в этом случае — лучше с женщиной.

Мужчине никогда не понять, он просто посмотрит на меня и покрутит пальцем у виска.