Катя Ткаченко - Любовь для начинающих пользователей

По–моему, из Испании, хотя надпись на английском.

«Don’t touch».

«Не трогай!»

То бишь не замай, не лапай, отвали, убирайся.

Я иду по улице и меня не стоит трогать.

В лагере на Азовском море у меня была другая любимая майка, с надписью «Who is my girl?».

Кто моя девушка?

Девушка нашлась на второй вечер, ей тоже было четырнадцать, и она в первый раз в жизни приехала на море.

Ей жутко не повезло: море было Азовское, а это просто чахлая, мутная лужа.

Я гордо рассказывал ей, что такое настоящее море, а сам смотрел на её грудь.

Хотя назвать это грудью было трудно.

Если судить по тому, что творится под майкой у матушки.

Интересно, какая грудь у Симбы, наверняка меньше, чем у матушки, но больше, чем у той девчонки из лагеря.

Девчонка прочитала надпись на майке, засмеялась и сказала:

— Я!

Дистенциальный коблоид самодовольно улыбнулся и решил, что пришла пора вдвоём прогуляться вдоль моря — отчего–то мне захотелось сделать это так, как показывают во всяких глупых фильмах, на которые отец натыкается во время ежевечернего заппинга.

В этих фильмах парочка берётся за руки и бредёт по мелководью навстречу закату.

Или, ближе к полуночи, — в сторону картинно нависающей над морем луны.

Я взял её за руку, и мы потащились по азовскому мелководью, от воды несло не свежестью, а гнилью, и была она чересчур тёплая. Я бы даже уточнил — отвратительно тёплая.

Временами под ноги попадались то ли камушки, то ли ракушки, хорошо ещё, что ни один из нас не порезал себе пятку.

Мы шлялись так по воде минут пять. А потом вернулись обратно на берег.

— Свитер, — сказала матушка, — надо обязательно взять свитер, вдруг погода испортится.

Дай ей волю, она засунет мне ещё и куртку, и шапку, и осенние ботинки.

— Хорошо, — сказал я, — положим свитер, и хватит.

— А на ноги? — спросила мать.

— Сандалии, — сказал я.

— Возьми кроссовки, — сказала мать.

— Зачем? — удивился я. Кроссовки–то были старые, потрёпанные. — Жара вон какая стоит, что я в них ноги парить буду, ещё грибок заведётся!

Грибковый аргумент, похоже, показался матери убедительным, но свитер она мне всё–таки всучила.

Ещё я положил в сумку несколько компакт–дисков, пару любимых видеокассет, одну с «Люди в чёрном», другую — с последними «Звёздными войнами».

— Почитать возьмёшь что–нибудь? — спросила мать.

Она явно намекала на то, что надо взять почитать что–нибудь из школьной программы.

— Нет, — сказал я, — ничего пока не хочу читать…

— Всё, — сказала матушка, — застёгивай!

Я застегнул сумку и поднял ее с кровати.

Она получилась лёгкой, намного легче, чем тогда, когда я отправлялся в лагерь.

До моего отбытия к Симбе оставалось ещё почти семь часов.

— Завтракать, — сказала мать, — теперь пойдем завтракать, а потом нам с отцом надо самим собираться…

Дистенциальный коблоид потащился завтракать, послушно уставясь в розовую матушкину спину.

Как на поводке: мать впереди, я — за ней.

Отец уже был на кухне и мешал салат.

Отец всегда ест один и тот же салат: помидоры со сметаной и майонезом.

И желательно — без лука.

К салату сегодня прилагались сосиски.

Мы сели за стол, дистенциальный коблоид взял в руку вилку и потянулся к салату.

— Сосиски, — грустно сказал отец, предвидя, что две недели ему придется есть всё что угодно, но только не молочные сосиски из ближайшего магазина.

— Две недели, — протянула мать, — мы вернёмся через две недели!

— Как бы твоя сумасшедшая сестра, — сказал отец, — и его за эти две недели не превратила в сумасшедшего!

Я умолчал о том, что и так проснулся сегодня в полной уверенности, что я даже не дурак, а клинический идиот марки «дистенциальный коблоид».

— Возьми кетчуп! — посоветовала мне матушка. — С кетчупом вкуснее.

Видимо, она давно смирилась с тем, что сумасшествие — заразно, иначе не объясняла бы мне элементарные вещи, которых не понимают разве что больные на голову!

Симба в очередной раз повернулась на другой бок и подумала, что вряд ли вообще уснет. Ни на правом боку, ни на левом.

Ни на спине, ни на животе, слишком жарко.

Симба лежала под простыней голая и мокрая, за открытым окном уже скоро должен был начаться рассвет. Симба закрыла глаза и приказала себе:

— Спать!

Сон в ответ ухмыльнулся и показал язык.

Симба попыталась представить, что за окном — море, и оно шумит, и этот шум ее убаюкивает.