— Молодец, — сказала Эвелина, — догадливый мальчик.
— Я не мальчик, — ответил Лапидус и подмигнул правым глазом сквозь очки.
Еще в сумочке лежал белый носовой платок, пачка презервативов, косметичка с зеркальцем, две сигареты и облатка с какими–то бело–красными таблетками, десять штук, без всякой маркировки.
— Противозачаточные? — поинтересовался Лапидус.
Эвелина не ответила и Лапидус опять посмотрел на толстяка.
Тот вновь рулил и вновь обливался потом. Лапидус стало интересно, что будет, если он сейчас с ним заговорит.
— Сколько времени? — нежным голоском спросил Лапидус.
— Не знаю… — как–то очень нервно ответил толстяк и отчаянно замотал головой.
Лапидус посмотрел на часы, что были на приборной панели между ним и толстяком, и увидел, что они стоят.
Время остановилось, видимо, больше оно не имело смысла.
Точнее, пошло другое время, время Лапидуса.
Лапидус прикинул, сколько сейчас может быть на его собственных часах и решил, что времени ему вполне хватит, тем более, что ехать оставалось совсем немного, минут пять, не больше.
— Сейчас — сюда! — сказал Лапидус толстяку и кивнул головой вправо, где намечался въезд в маленький им темный переулок, как раз с обратной стороны фасада того здания, где до сих пор работала начальница и где когда–то работал Лапидус.
Толстяк повернул и притормозил.
Лапидус опять улыбнулся и внезапно положил руку толстяку на правое колено.
— Эй, — сказал толстяк, — ты это что?
Лапидус вновь облизал губы кончиком языка.
Толстяк задышал совсем часто, как рыба, вытащенная из воды. Та же пиранья, к примеру.
— Какой ты все же молодец! — сказала Эвелина и добавила: — А теперь левее, левее.
Лапидус сдвинул руку левее и накрыл ладонью толстяковскую промежность.
— Денег, что ли, нет? — трепыхающимся голосом спросил толстяк.
— Есть, — совсем уж непотребно–ласковым тоном сказал Лапидус, — деньги есть… — и вдруг сжал ладонь на промежности толстяка так, что тот взвизгнул и растекся по креслу.
Под ладонью что–то взбугрилось, и Лапидус начал нежно растирать это что–то.
— Не надо, — сказал толстяк, — мне на работу ехать…
— Эй, — сказала Эвелина, — не вздумай дать ему телефон, лучше запиши его…
— Сучка! — как–то очень сладко сказал Лапидус и расстегнул молнию на толстяковских штанах.
— Не надо, — опять запричитал толстяк, вцепившись руками в руль, — я опоздаю!
Лапидус гладил вставшую толстяковскую плоть и чему–то странно улыбался.
— Я сейчас кончу, — сказал толстяк, — прямо тебе в руку…
Лапидус опять провел языком по своим губам и начал наклоняться к промежности толстяка.
— Вечером, — запыхтел толстяк, — давай, встретимся вечером!
Лапидус убрал руку и откинулся на спинку своего кресла.
— Дай телефон, — взмолился толстяк и приготовил листок бумаги и ручку.
— Запиши свой, — нежно сказал Лапидус, — я позвоню сама!
Толстяк дрожащей рукой накарябал номер и протянул бумажку Лапидусу.
— Прекрасная обучаемость, — сказала Эвелина, — из тебя получается баба что надо!
Лапидус не ответил, он медленно открыл дверь, выставил сначала одну ногу, потом аккуратно вынес из машины вторую, поправил на плече сумочку, повернулся к толстяку и сказал:
— Позвоню, как смогу, малыш!
Толстяк ничего не ответил, он лежал в своем кресле и походил на дохлую рыбу.
— Ты только жди! — добил его Лапидус и пошел к черному входу в здание.
Было то ли девять, то ли десять, то ли самое начало одиннадцатого — впрочем, Лапидуса это больше не волновало, время осталось во вчера, время уехало не в том троллейбусе.
Черный ход был открыт, из черного хода можно было пройти сразу на третий этаж, тот самый, где и был кабинет начальницы.
Лапидус хотел пройти через черный ход, а выйти — через центральный.
Но прежде, чем выходить, надо было сделать одно дело. Лапидус опять улыбнулся, остановился на площадке второго этажа и подошел к раскрытому окну. За окном был вид на улицу, машина толстяка все еще стояла там, где остановилась три минуты назад. Или две. Время по- прежнему не играло никакой роли, и Лапидусу от этого становилось только веселее.
Лапидус открыл сумочку, достал из нее косметичку и решил подкрасить губы. Перед начальницей надо было предстать как перед начальницей, то есть — без изъянов. Лапидус посмотрелся в зеркальце, подкрасил губы и убрал косметичку обратно в сумочку. За спиной раздались шаги, Лапидус даже не обернулся.
Читать дальше