Створка раковины с надписью drinks.
Я не пью уже двадцать лет, с 4 октября 1984 года.
Алкоголики бывшими не бывают — через девять лет после первой завязки я попробовал, тогда только появилось итальянское «асти–спуманте». Через три месяца нажрался так, что блевал двое суток, после чего не выношу даже запаха.
НО ЭТО ЕЩЕ НЕ ВСЕ!
Есть и вторая створка,
DRUGS,
это даже не раковина, это бездонная дыра.
Черная пропасть, провал в люциферову бездну.
Что–то принимать я начал, еще когда пил — таблетки то с возбуждающим, то с расслабляющим свойством.
Это уже не щелчок, это сладкий туман, когда не жизнь, сплошное иль дольче фар ниенте, временами же ты чувствуешь себя богом, или вот так:
БОГОМ.
Просто богом, и все!
Барбитураты сменялись амфетаминами, амфетамины вновь — барбитуратами.
Особенно, когда бросил пить.
Врач в клинике постоянно жалела и советовала принимать успокаивающие.
И прописывала их.
Я начал выпивать по облатке в день и стал подделывать рецепты.
Покупал седуксен в ампулах и пил как микстуру: принимал, что называется, орально.
Вот только иногда боги быстро опускаются на землю.
Падают и даже разбиваются.
Когда ты закидываешься в день 12–13 таблетками, то ты не бог, ты
ДЕРЬМО!
Пилюльки разной формы, цвета и размера.
Совсем маленькие, желтые и овальные, чуть побольше, белые, такие же размером, но кремоватого оттенка, красные — намного больше, еще одни желтые, но размером с красные, от этих голова набивается песком, зато предыдущие действуют как удар, от которого искры сыплются из глаз.
А можно и смешивать, можно даже класть на кусочек хлеба, лучше белого. Только не посыпать сахаром, ни в коем случае не посыпать сахаром, а так же не стоит применять соль, перец, майонез, горчицу, кетчуп.
ЛУЧШЕ ВСЕГО — В ЧИСТОМ ВИДЕ!
И не стоит все это сопровождать травой.
Траву я тоже курил — дома, в застекленном шкафу с дедовской медицинской библиотекой, за толстым томом какого–то специального словаря, стояла полулитровая банка, доверху полная дури. Но от нее голова мякла, становилась пластилиновой и очень хотелось есть.
Пилюли же делали меня другим.
Без всякого щелчка.
Это называется:
ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ!
Поэтому сейчас я не могу слушать музыку рэггей, что называется — не всасываю ее странный и мягкий кайф.
Как и некоторую другую музыку — живу не в том измерении, ведь я давно уже адекватен.
Или — хотя бы — стараюсь таким быть.
От пьянства меня излечила третья жена, от наркотиков — Наталья, четвертая.
Когда я бросил пить, то третья жена посчитала, что ей этого делать незачем, с тех пор я твердо знаю, что нет ничего хуже пьяной в драбадан женщины.
А Наталья меня даже не лечила, просто так уж вышло, что я умудрился это сделать сам.
ХОТЯ…
Хотя хорошо, что все это было в то время, когда что героин, что кокаин были известны нам лишь по буржуйским книгам.
Иначе бы меня уже не было.
Ведь я бы попробовал все это лет тридцать назад, а так долго — не живут.
Но зато у меня все еще есть раковина, полная страха.
Даже не гигантская тридакна, просто обычная двустворчатая раковина, лежащая на одной из книжных полок, между странным божком откуда–то из Малайзии и большой сосновой шишкой, привезенной с отрогов Пиренеев.
Раковину можно открыть, но лучше этого не делать — в ней темно и противно воет осенний ветер.
Я хорошо помню, что написано на ее створках, как помню и то, что можно увидеть внутри — дурное кино, начинающееся с того, что некто в грязном белом плаще боком стоит между двух навстречу друг другу идущих поездов.
Он качается, но как известно любому русскому — якобы Бог любит пьяниц…
Что же, может быть, это и так.
До сих пор мне сложно сказать, почему я остался в живых.
Но я благодарен Ему за это, как и за многое другое…
DRINKS&DRUGS.
DRUGS&DRINKS.
«— Хересу, пожалуйста. 800 граммов.
— Да ты уж хорош, как видно! Сказано же тебе русским
языком: нет у нас хереса!
— Ну… Я подожду… Когда будет…
— Жди–жди… Дождешься!.. Будет тебе сейчас херес!»
(Естественно, что Венедикт Ерофеев, естественно, что «Москва — Петушки».)
И вся эта моя непутевая жизнь проходила в государстве под названием СэСэСэРэ.
Читать дальше