Михаил Попов - Колыбель

— Как называется мой угольный разрез?! — орал внизу Помпадур.

— Вон отсюда!

Так, полная неудача, но идею с пещерой отбрасывать нельзя. Внутри становилось все холоднее. Отчего, кстати, его величество так боится народного, пусть и неизбежного гнева, в случае если Астерикс… Совсем не обязательно все кончится каким–нибудь ужасом, ведь они же не могут не понимать, что виноват не его величество, а конкретный Астерикс, ударенный случайным камнем.

Такие мысли не утешали.

Он попытался переключиться на беседу с сыном. Руки уже, кстати, ломило от непрерывной нагрузки. Но свое будущее не тянет. О том, как он вырвется с острова, царь царей предпочитал не задумываться. Степ бай степ.

Снова идут, подступила к диафрагме тоскливая волна. Скажу — завтра. Завтра найдем полянку, все заново распишем–запишем.

Он уже не был уверен, что обещания подействуют.

Больше всего Денис боялся требований отдать Артура, но они не потребовали. Нет, идиотизм этой публики не устает удивлять. Отбери парнишку, и его величество сам будет сидеть в заключении и никуда не рыпнется. Так они даже и разговора не завели о мальчике, словно это была совсем уж несущественная деталь.

Внешне все было обставлено не как грубое свержение правителя. Даже титулы продолжали витать в разговоре, но его величество понял, что находится под полным и прочным контролем и сам уже не волен решать, куда и когда он может отправиться.

Дистанция от вершин абсолютной, даже самодурной, власти до положения кандальника оказалась очень короткой.

И — конечно же — неизвестность. Неизвестность изводила.

Долго ли будет сохраняться эта корректность, надолго ли хватит природной мягкости разочарованным убудцам и природное ли это свойство — мягкость? Скорее тут можно усмотреть коровье равнодушие. Корова не станет тебя топтать целенаправленно, но стадо, ринувшееся по своей тупой надобности, расплющит подвернувшегося под копыта, хотя бы он и считал себя пастухом этого стада.

Денис помотал головой, отгоняя черные предчувствия.

Это вредно!

Надо думать о завтрашней поляне. Ну выйдет он на нее. Возьмет заостренную палку.

И что дальше?

Ничего же нет в голове! Специально вымывал алкоголем один раз сказанную чушь. А ведь какая пошлость — отвечать приходится за каждое произнесенное слово! От внезапной этой морали лицо свело, как от оскомины. Какая дешевая, какая прямолинейная чепуха… Но убудцам–то нет дела до тонкостей его вкуса. Ты можешь сколько угодно высмеивать форму плахи и одеяние палача, но топора ты этим не отведешь от своей шеи.

И главное — почему их не устраивает вариант с новым договором?! Его величество заново всех одаривает и с тройной–пятерной щедростью: вместо автомастерской получаешь заводы «Рено», так радуйся. Не хотят, кретины! Или все же не кретины? Пугает ощущение неконтролируемой эмиссии? В условиях нового пышного договора реальная ценность любого автозавода будет ниже, чем стоимость старой автомастерской. Жадные звери чуют вес стоимости.

В этом была своя логика, и ее наличие лишь раздражало Дениса. Никакой нужды в объяснимых явлениях он сейчас не испытывал. Он вполне готов был к любой иррациональной дури, лишь бы она не грозила ему в конце концов той самой плахой.

А что ты, в самом деле, сразу — плаха! Ведь не кровожадны же они. Куренка зарезать невозможно, чтобы не ввергнуть в панику всю столицу.

Снизу раздался многоголосый, тяжелый, с кипящей на дне бессильной яростью вздох разочарования.

Денис глянул вниз. Сидящие и стоящие вокруг замершего в позе глупого Будды Астерикса хватались за голову и шатались, как от приступа головной боли. Астерикс пробовал что–то сказать, но речи эти никого не удовлетворяли. Разбивали корыстные сердца.

Оставленные предусмотрительным Буншей стражники высовывались из здания башни и тоже тянули корыстолюбивые головы в сторону охваченного желанием высказаться. Даже гаремные дамы напряженно прищуривались и всплескивали руками, даже старушка при костре и та только одним глазом следила за пламенем.

А ведь это шанс! Если он начнет говорить, можно будет проскользнуть за спиной у народного любопытства.

Его величество встал с драгоценным кульком на руках.

Астерикс замер, потом быстро заморгал, открыл глаза, обвел взглядом сидящих и стоящих перед ним.

Тишина была такая, что Денис тоже замер на лестнице между этажами, чтобы скрипом сухих прутьев не выдать идею своего побега.