Михаил Попов - Колыбель

Где враг?

И сам он где?

Подданные стоят у ложа. Значит, он у себя во дворце, в столице, а не в плетеном застенке.

Маршалы за спинами придворных.

Из–под прищуренных век Денис оглядел строй мрачных, сосредоточенных мужиков.

Неужели все еще покорны?! Или сейчас вылезет какой–нибудь Ней с предложением об отречении?

— Великий государь, — раздался вкрадчивый, проверяющий голос Бунши.

Пронесло, понял.

А почему темно?

Неужели ночь? Уже! Сколько же он провалялся без сознания и без защиты!

Что с Вавилонией? Товарищ инженер лютует на просторах беззащитного царства?

— Они ушли, — отвечая сразу на большую часть вопросов пострадавшего правителя, прошептал Бунша.

Так, страна не оккупирована, столица не сожжена, царь не пленен. Все не так плохо. Хотя и не так хорошо. В сознании открылась сцена, на которой происходило избиение престарелым Давидом шумного и неловкого Голиафа. Жар мужского стыда окатил лежащего. Но было чем себя успокоить — судя по всему, позор поражения был очевиден только двум людям на всем этом проклятом острове. Все эти бараны, что вавилонские, что колхозные, не обладают счастьем нормального зрения. Им видно что–то другое. И хрен с ними!

— Много они унесли с собой?

Оказалось, много, но далеко не все. Просто потому, что все унести они были не в состоянии.

— Опять придут?

На это ничего ему не ответили. Значит, придут. Но не раньше, чем съедят уже украденное. То есть надо понимать, что Вавилон стал данником колхоза.

— А меня он пытался увести?

— Да, — охотно кивнули сразу несколько маршалов, — пытался.

— Так почему же не увел?

Выяснилось, что на защиту царя царей встал голод колхозников и степень его собственного обморока. Победители накинулись на еду, и совершенно некому было вязать и нести его величество, для этого требовалось не менее пяти–шести человек, а у Председателя не было и двух–трех. Да и те норовили рвануть за рисом.

— И тогда мы принесли вас сюда. — Черчилль, Алексашка и де Голль наперебой рассказывали, как им было тяжело и как самоотверженно они старались.

Его величество отписал им Уралвагонзавод, Бердский завод электробритв и горнолыжный курорт в Гармиш–партенкирхене.

— И запомните, баранье племя: всякий, кто впредь встанет за меня стеной… я имею в виду, если я опять буду… ранен и кто–то захочет меня связать, а вы отобьете меня и унесете, то будут вам такие большие подарки… Вы станете… Очень много произнесу вам на полное владение. Поняли?

Они медленно кивали. Такая аргументация была им понятна.

— Я фигура неприкосновенная! Я царь царей, я царь!

И тут вообще ослепительная мысль мелькнула, как он раньше, идиот, не догадался…

— И главное, самое главное, наиглавнейшее: если во время моей защиты кто–то из вас погибнет, то ведь он сразу вступит во владение богатством. Мгновенно! Немедленно!! Даже за синяки, полученные на моей службе, буду платить.

Взоры придворных и маршалов просветлели. «Вот вас как надо было!» Его величество чуть не ударил себя по лбу, но побоялся попасть по больному месту. У него в запасе была ядерная бомба, а он не догадался ее применить против врага, заведомо лишенного такой бомбы.

Идиот!

— Все, идите отсюда. И помните: каждый, кто отдаст жизнь за меня, сразу оказывается в раю. Я бы вам пообещал сколько угодно гурий, да вы…

— Ваше величество, — приблизился к изголовью Помпадур.

— Чего тебе?

— Ваше приказание выполнено. Белокожая незнакомка находится в дачном дворце, меж двух псевдомагнолий, и упивается щедрым угощением и ласковым обхождением.

Его величество резко сел на ложе и пару секунд преодолевал приступ тошноты и головокружения. Преодолел. Жизнь, кажется, налаживается.

Странно, но когда правитель отправился по тропинке к дачной хижине, его охватило волнение. Уже давным–давно никакие интимные манипуляции с представительницами женского племени ни в малейшей степени не влияли на его эмоциональный строй. Именно что выпить стакан воды, не больше. Разве что к Параше сохранялось у него что–то вроде тихого, бледного тепла в отдаленных районах души. Первая любовь, пошучивал он над собою вполне беззлобно.

А тут — волнение!

Белокурая Жази, Барби, Памела Андерсон с Анной Семенович в одном лифчике. «Почему, кстати, ты уверен, что тебя ждет витрина с выдающимися формами?» — спросил он себя и, не найдя ответа, тем не менее не расстроился.

Тропинка петляла. Не тропинка, а узкий канал меж влажными стенами сильных, меняющихся по мере движения запахов, простроченных разнонаправленными трелями цикадовидных насекомых. Когда–то первобытная темень пугала его, смешно вспомнить. А вдруг именно сейчас, в тот момент, когда он, может быть, идет на самое удивительное свидание в своей жизни…