Михаил Попов - Ларочка

На капитана эта диверсия произвела очень сильное впечатление, он засопел, и скрылся на кухне.

— Еще немного и мы переезжаем к нам. — Сообщила Лариса Перкову.

Но вот как быть с публикацией? Годунок поклялся, что сделает, но до 23 февраля была еще целая неделя.

И тут судьба сама пошла ей навстречу. У Кинотеатра «Гродно» она столкнулась нос к носу с Желудком. Он обрадовался встрече, и даже сходу взял свой обычный самодовольно фатовской тон, что Ларису не удивило. Удивило другое, что он резко, посреди разговора, без всяких внешних причин свернул уже начатую обольстительскую компанию. Как бы внезапно опомнился. Даже оглянулся по сторонам — не видел ли кто–нибудь. Видимо, были причины внутренние. До них Ларисе не было дела, она вся сосредоточилась на той мысли, что Леонид работает в том самом доме, что не далеко от Советской площади, в «комитете», как тогда говорили. Не важно, на какой должности, важно, что он сам, помнится, предлагал ей помощь в случае чего. Тогда, в институтском коридоре. Давно, полгода назад, но это не важно. А тут как раз случай, да еще какой. Разве не должен человек, поставленный на страже интересов государства, немедленно отреагировать на отвратительный зажим поэтического таланта.

— Леня, нам нужно серьезно поговорить!

Он испугано заморгал, и сделал полшага назад.

— Я приду к тебе, какая комната?

— Никакая.

— Говори, Леня.

— Может быть, прямо здесь?

Он сделал еще шаг назад. Представитель власти явно боялся представителя народа.

— Что я тебе уличная девка? — Возмущенно сказала Лариса. Она имела в виду, конечно, не совсем то, что прозвучало. Она хотела сказать, что заслуживает того, чтобы ее выслушали в кабинете, а не на проезжей части. Мелкий сотрудник областного управления КГБ Леонид считал совсем другое сообщение с прозвучавшей фразы. И сообщение это попахивало чем–то скандальным, тем, чего он должен был по своему нынешнему положению тщательнейшим образом избегать. Он собирался в самое ближайшее время жениться на дочери одного из секретарей обкома, и уже успел понять каких строгих правил семейство, в которое он надеется войти. Старые, комсомольских времен ухватки придется отставить, опасно каждую активистку рассматривать как наложницу.

Леонид быстро огляделся, не наблюдает ли кто за разрастающимся скандалом.

— Хорошо. Приходи. Но через две недели. Командировка.

— Я не забуду, Леня.

Он знал это.

— Утром. Как можно раньше.

Выслушав сообщение Ларисы о страшном белорусском заговоре против русской поэзии, он чуть не разрыдался от смеха в своем кабинете.

— Что с тобой? — Спокойно спросила Лариса, не собиравшаяся шутить или смущаться.

— Это бред, понимаешь, абсолютный, клинический, махровый бред. Уж чего нет и не может быть в природе так вот этой «грибницы», этой «партизанщины». Ну, поляки как–нибудь втихую, ну, евреи само собой, но чтобы белорусы задумали… — Он рухнул на стул, стирая слезы с великолепно выбритых щек.

Лариса смотрела на него как на недоумка, временно имеющего возможность порезвиться, но неприятные известия уже в пути.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что белорусы, они те же русские, только лучше. Добрее, толковее… Ни тени самостийной дури. Скорее Москва отделится от России, чем Белоруссия.

— Ты хочешь сказать, что мой муж… — Она сознательно усугубляла ситуацию.

— Так значит этот Перков тебе муж? — Желудок произнес этот вопрос настолько уничижительным тоном, что Лариса ослепла от ярости, надо было во что бы то ни было ответить!

— Не только муж, но и отец моего будущего ребенка!

Лариса свято верила в момент произнесения этих слов, что так оно и есть.

Леонид не сдержался, по молодости, из–за укола понятной мужской обиды. Лариса ему искренне нравилась, но у него ничего не вышло, а у этого … Перкова вышло, да еще и так далеко зашло.

— Хочу тебя обрадовать, ты замужем за идиотом!

— Мы пока не женаты.

— То есть как не женаты? Ты же сама говорила — муж. Впрочем, какое мне до всего этого дело?!

— Ты должен позвонить в «Понеманье» и Варивончику.

Леонид помотал головой, отгоняя страшный сон.

— Ты хоть понимаешь, куда ты пришла?!

Лариса усмехнулась.

— Я то, как раз, понимаю. А ты понимаешь, где работаешь? — Опять–таки Лариса сказала не совсем то, что было услышано. Она подразумевала, что отстаивать права советского человека, обязанность для всякого, кто оказался в здешних рядах. Леонид услышал какую–то смутную, и от этого очень неприятную угрозу. Ему стало понятно, что пугать эту дуру отчислением из университета, или исключением из комсомола за незаконную беременность, бесполезно, все равно все обернется против него.