Михаил Попов - Ларочка

— Я так и знала.

Да, она надеялась на лучшее, но лучшего не случилось. Капитан Конев через полчаса беседы с поэтом, выгнал его из дому, даже не допив его водки.

— Что он сказал?

— Он говорил непонятно. Мол, один — один.

— Какой один — один?

Мать опустила голову и всхлипнула.

Поэт переводил свой совиный взгляд с одной женщины на другую, ничего, разумеется, не понимая.

— А-а. — Сказала Лариса, начиная догадываться в чем дело.

Поэт добавил.

— Он сказал, что если въеду я, то он пошлет за Викторией Владимировной.

Мать всхлипнула еще громче.

Лариса знала, когда можно и нужно надавить, а главное — на кого. Сейчас давить на отца было не нужно, и нельзя.

— Мам. — Она слегка дернула Нину Семеновну за руку. — Ничего не поделаешь.

— Чего не поделаешь?! — Мрачно, неприветливо спросила мать.

— Придется ему, — она ткнула пальцем в поэта, — искать место здесь.

— Где здесь, ты очумела?!

— Конечно, не в этой палате…

— Я говорю, очумела!

— Я только что лишилась девственности, так ты хочешь, чтобы я тут же лишилась и мужа.

При слове «мужа» сварщик потупился, ему казалось, что сейчас назвали слишком большую цену за то жилье, которое ему, возможно, подыщут, но все его вещи сейчас валялись в предбаннике общежития, и ему обещали, что уже вечером они будут валяться на улице в снегу.

Лариса повернулась к сварщику.

— Я же тебя просила не читать отцу стихи. Он офицер, он не поймет.

Поэт развел руками.

— Я читал переводы. Гонгору.

Сестра–хозяйка лицо влиятельное в госпитале и посвященное во все материальные обстоятельства своего заведения. Окружной госпиталь располагался на обширной территории, обладал множеством укромных уголков, и Нине Семеновне не надо было особенно ломать голову ради того, чтобы найти приемлемую нору для «зятя». Во флигеле неврологического отделения имелась конурка с отдельным входом, с койкой, тумбочкой и этажеркой, так что все имущество сварщика обрело привычные для себя условия существования.

Нине Семеновне поэт тоже не глянулся, но, правда, не до такой степени как мужу, она разрешила ему курить в форточку и показала ту дыру в ограде, через которую выздоравливающие бойцы бегали в самоволку. Через нее же проникала на территорию и Лариса, когда ей особенно нетерпелось добраться до спасаемого ею мужчины, и не хотелось тащиться лишних два квартала до КПП. Хотя там ее пропускали беспрепятственно, и даже приветственно зная, кто ее мать.

Началась их «семейная» жизнь. Получив минимальную медицинскую поддержку, сварщик показал, что он все же на многое способен. Но не это было для нее самым интересным. Лариса получала не столько сексуальное удовлетворение, сколько удостоверение, что с этой точки зрения у них все в порядке.

Намного важнее было духовное единение. Сварщик все время рассказывал о своих несчастьях, о своей незавидной, жестокой судьбе, а она разнообразно мечтала о том, какими способами и с какой энергией она будет бороться против всех этих черных сил.

Перков происходил из довольно родовитой по советским меркам семьи. Отец его был заместителем директора совхоза–техникума в Будо — Кошелеве, теперь, правда, сидящего за какие–то подло приписанные ему растраты. Единственный ребенок в семье, поэт ни в чем не знал отказа, первый в поселке магнитофон, лучший мотоцикл, волосы до плеч, возможность поступить по блату в БИМСХа, (институт механизации сельского хозяйства) и бегство оттуда. Лихая, богемная районная жизнь. Танцплощадки, общежитие кооперативного техникума. «О, ночная жизнь!» Лариса слушала, чувствуя мучительную работу разбуженного воображения. Скажем, ночная жизнь Парижа — это что–то банальное, предсказуемое (кафе–шантаны и канканы), а вот ночная жизнь Будо — Кошелева, это пьянило!

Потом Перкова накрыла страстная любовь.

Лариса из деликатности собиралась вообще не касаться этой темы, но очень скоро стало понятно, что сварщик без этой темы не мыслит себе общения. Данута и Рогнеда. Имена умершей жены и не родившейся дочери. Когда он в первый раз рассказывал, как добивался, чтобы ему сказали, кого он потерял дочь или сына, то не выдержал и разрыдался. Лариса легко разрыдалась с ним вместе.

— А потом я бежал, бежал от этого кладбища. Куда угодно, куда глаза глядят, хоть на стройку!

Лариса все время мечтала принести ему абсента, но этого напитка не могла достать даже мама, несмотря на все свои медицинские связи.