Екатерина Вильмонт - Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры

– Ты согласна, скажи, скажи мне, да? Да?

– Ну, если все так… то…

– Значит, ты согласна! Давай же выпьем за это, любовь моя!

И мы пили, ели, танцевали, говорили о будущем, решали, где будем жить, и я уже видела наш маленький дом на берегу моря, видела, как я стою у плиты, готовя для любимого мужа что-то очень вкусное, а он в толстом синем свитере возится в саду, потом мы вдвоем обедаем, потом едем на машине за чем-то в ближайший городок…

Марат пил мало, а я все пила какое-то божественное белое вино и хмелела не только от него, но и от ощущения собственной красоты и неотразимости под взглядом этих любящих синих глаз.

– Марат, любимый, неужели все это наяву…

– Да, моя девочка, судьбе было угодно…

– Суженого конем не объедешь, да?

– Да, да, еще не поздно, еще все будет…

Наконец, совершенно счастливые, мы стали спускаться по ступенькам ресторана и… Проклятый каблук за что-то зацепился и с громким треском сломался пополам. Хорошо еще, Марат крепко держал меня, а то бы я свалилась. Я мигом протрезвела. Конечно, это судьба опять предупреждает меня. Счастье еще, что каблук, могла бы и ногу сломать, уж так я занеслась…

Марат присел на корточки, чтобы расстегнуть ремень на босоножке, а я посмотрела вниз, на его, как раньше писали, апоплексический загривок, на поредевшие волосы, вспомнила, сколько ему лет, и с той же живостью, с какой только что видела семейную идиллию у моря, увидела его таким, каким он может мне достаться после всех битв, то есть попросту руиной. Я, конечно же, со всей страстью примусь за реставрацию, но увы, увы, увы… Вот такие не слишком веселые и не слишком благородные мысли посетили меня, покуда мой герой расстегивал босоножки. Поделом тебе, Кира, нечего носить каблуки, которые тебе уже не по возрасту. Один раз, с Котей, сошло, а второй раз, с Маратом, нет.

Упоенное настроение улетучилось полностью, осталась только противная мысль: как дойти до машины – и ногам больно, и колготки жалко.

– Постой тут, я сейчас! – сказал Марат и бросился на стоянку. Вскоре он вернулся с парой толстых резиновых шлепанцев, в которых мы шкандыбали по берегу Мертвого моря. Ну что ж, лучше, чем ничего, пожалуй, даже идеально в сложившихся обстоятельствах. Во всем этом мне виделось что-то символическое. На высоких каблуках с Маратом в эмпирее, каблук ломается, но все не смертельно, шлепанцы под рукой. Котя… Это что же, я Коте отвела роль шлепанцев? Ах боже мой, пусть уж лучше все будет по-прежнему – приходящий раз в неделю Юра и спокойное одиночество в другие дни. По крайней мере, до сих пор меня такая жизнь устраивала.

Иными словами, если вспомнить опять Цветаеву, то «ох вдоль пахот» мне куда ближе, чем «ах с эмпиреев».

– Девочка моя, ты расстроилась из-за туфель?

– Да нет, просто протрезвела. И спустилась с небес на землю. На земле оно как-то привычнее, и каблуки не ломаются.

Когда мы приехали домой, там тоже бушевали страсти. Дашка ссорилась с мужем. Уж не знаю, чем провинился Даня, но от него только пух и перья летели, разумеется в переносном смысле.

– Молодежь, что тут у вас? – спросил Марат.

Дашка с рыданиями бросилась ему на шею.

– Данила, в чем дело? – тихо спросила я зятя. Он был сильно пьян, я никогда его таким не видела.

– Ваша дочь… ваша дочь… – дрожащими от злости губами заговорил он.

– Мама, не смей с ним разговаривать! Если бы ты знала…

– А я и так знаю, я вам как по книжке все сейчас расскажу.

Все трое удивленно уставились на меня.

– Даня приревновал Дашу, был ли повод, не знаю, но приревновал. Они начали ссориться, слово за слово, и Даня, как нормальный зять, во всем обвинил тещу, хотя вообще-то он к ней неплохо относится. Он заявил, что чего можно ждать от дочери, если у нее такая… ну, скажем, легкомысленная мать. Верно?

Дашка и Марат вылупили на меня глаза, а Даня покраснел как маков цвет.

– Кира Кирилловна, да я…

– Ты, Даня, на днях сказал, что, глядя на меня, радуешься, что женился на Дашке. Только имей в виду, Дашка – может, матери и не стоило бы так говорить – очень красивая женщина, и если ты будешь ревновать ее к каждой паре брюк, то очень скоро можешь ее потерять. Что касается меня, то я, вероятно, не самая добродетельная теща, и, кстати, не сомневаюсь, что дражайшая Генриетта Борисовна, ах, пардон, Етта, тебя на сей счет предупреждала. Кроме того, задевать сейчас, в такой непростой ситуации, какая у нас сложилась, Дашкины дочерние чувства, по меньшей мере глупо, впрочем, все мужчины толстокожие и недалекие существа в том, что касается женских чувств! И ты, Дарья, тоже дура, нечего рыдать, надо в таких случаях просто дать сдачи! – Меня уже несло по кочкам. Марат совершенно ошалел. – Данила, ты не думай, что я на тебя обиделась, да ни капельки, для женщины моего возраста это комплимент, учти на будущее! Дашка, как он меня называл?