Владимир Топилин - Тропа бабьих слез

Вот уже Крещение прошло, январь на исходе. Погода установилась, день на прибыль пошел. Мужики опять в тайгу, с обметом на соболя собираться стали. У Гришки Мальцева тоже пятки чешутся – охотник с малых лет, тайга манит. Хочет Гришка под гольцы Искерки-таг за черноспинными соболями сходить, а не с кем. С Иваном Добрыниным так и не сошелся, теперь уж, видно, не сойтись, хуже бы не было. Все стоящие мужики по парам разбиты. Стал Гришка собираться на промысел один: «Может, хоть одного-двух соболишек вытроплю».

Напросился Гришка при заходе к братьям Карабаевым до Поперечной речки дойти. Втроем все легче лыжню бить да нарты с продуктами тащить. А там, как получится. Договорились, пошли. Семен и Михаил Карабаевы – родные братья Натальи Подольской, жены Егора.

Вот один день идут, втроем двое нарт тянут, другой, третий. Ход тяжелый. Хоть и гадали под погоду попасть, да к обеду заморщился запад, пошел снег, а за ним и метель началась. Чтобы время не просиживать, наши мужики все-таки вдоль Казыра, вверх по течению, от избы до избы поднимались, расстояние сокращали. Однако к вечеру так выматывались, что спали без задних ног до утра, не протапливая ночью печку. На третью ночь все и случилось.

Спят братья Карабаевы, устали за день. Семен стал с боку на бок переворачиваться, приоткрыл глаза, в зимовье свет горит. С другой стороны нар Гришка Мальцев в угол забился, сжался в комочек, глаза бешеные, трясется от страха.

– Ты чего это? – спросонья спросил Семен.

– Тихо! – шепчет Гришка, и за стену пальцем показывает. – Ходит кто-то!

Семен насторожил слух – никого. А самому спать охота, сил нет, глаза слипаются:

– Спи, керосин не трать попусту… – и уснул.

Только вот чувствует, тот его за плечо тянет, толкает, будит. Приподнял Семен голову:

– Ты чего?!

– А ведь, зря тогда Егорка ваш пострадал! – чужим, страшным голосом проговорил Гришка, отпрянул назад и дунул на огонь.

Стало в избушке темно. Семену лень что-то спрашивать. Знает, дело говорит Гришка, но усталость дала знать.

– Утром расскажешь… – только и промолвил и опять уснул.

Вот уже серый рассвет в зимовье постучался. Братья Карабаевы разом зашевелились, как по команде глаза открыли. Надо печь растопить, завтрак приготовить да опять в дорогу.

– Гришка! Что печь не топишь? – вместо утреннего приветствия подал голос Семен.

Молчит Гришка. В сумерках разобрались братья, глядь на соседние нары – нет Гришки. Нет, да и ладно. Думали, на двор пошел после ночи. Вон и одежка его висит, ичиги на вешалках сушатся.

Собираются братья. Семен из избы вышел. Михаил стал огонь в печке разводить. Не успел спичку чиркнуть, а в двери Семен:

– А Гришка-то утек!

– Как утек?!

– Вон, смотри, по лыжне следы босых ног!..

Подскочили братья на след – точно! Стали разбираться, так и есть. Выскочил Гришка ночью босиком и побежал по лыжне вниз, откуда пришли.

Засуетились Михаил и Семен, ноги в ичиги, куртки нараспашь, шапки на головы, на лыжи вскочили – и бегом за Гришкой. Не шутка, зима, замерзнет в одночасье! Михаил ичиги Гришкины прихватил. Семен куртку да шапку. Сбоку каждый еще по Гришкиной лыже взял, чтобы обратно идти ему самому, или как…

Побежали по следам. Да недолго искать Гришку пришлось. Пробежал Гришка по лыжне не больше полета пули и резко свернул на середину реки. Утопая в снегу по пояс и больше, добрался Гришка до отпарины посреди реки, там следы и кончились.

Подскочили братья Карабаевы к полынье, что да как, а холодную струю воды уже ледком подернуло. Казыр подо льдом живо трепещет, ледяной водой смеется: «Кто следующий?» Видно, давно все произошло, ночью.

А может, по-другому все было?!

После ножа все и началось. Как стал Гришка по деревне бегать, Иван Добрынин довольно усмехнулся в бороду: «Это тебя Васька гоняет! Подожди, мил человек, он тебя в гроб загонит!»

Жена Гришки, Таисия, приходила, слезно плакала, спрашивала:

– Дядька Иван! Расскажи, что у вас там, в тайге, произошло?! Христом Богом прошу! Гришка сам не свой вернулся. Может, ты хоть чем поможешь?

– Не знаю я ничего, – отмахнулся от женщины тот, не желая разговаривать на эту тему. – Это все от переутомления, пройдет, – и занялся своим делом.

Может, на этом все и кончилось, остался бы Иван Добрынин на обочине истории, если бы наутро не случилось то происшествие с ножом.

Иван снег лопатой откидывал, когда услышал крики на улице:

– Ой, держи… держи! Гришка убогий в распал пошел!..