Владимир Топилин - Тропа бабьих слез

Их путь проходил по Тропе бабьих слез, мимо камня с рисунком. Два месяца прошло с того дня, когда они нашли и вывезли буддийского Бога Тотана в пещеру Пайдаба. Софье было интересно знать, что изменилось на месте раскопок, заметил «чужой глаз» перемены у камня, или все осталось по-прежнему?

Ответ на этот вопрос был для Софьи непредсказуем… Поднимаясь на перевал, с большого расстояния она почувствовала дым костра, наносимый легким ветром навстречу. Чувство предосторожности от встречи с незнакомыми людьми заставило ее остановиться. Софья хотела повернуть назад, однако непонятная сила позвала ее вперед. Оставив сына и лошадей в густом подлеске, скрываясь за деревьями, она осторожно прошла дальше пешком.

Увиденное сильно удивило Софью. Там, на другом конце альпийской поляны, у тропы, стояла большая армейская палатка. Рядом на траве паслись четыре лошади, а у камней, лихо орудуя лопатами, копали землю незнакомые люди. От этой картины Софья невольно покраснела. Она поняла, что это значит. Три мужика ковырялись под тем камнем, где они два месяца назад нашли Тотана.

На какое-то время Софья растерялась, не зная, что делать. А потом все же решилась тайно, тихо, незаметно, подойти ближе. Ее сознание загорелось желанием узнать, кто эти люди и действительно ли они ищут буддийского Бога.

Осторожно ступая по сухой траве, скрываясь за густыми деревьями, она подкралась к лагерю на очень близкое расстояние. Иногда Софья слышала обрывки разговора копателей, отчетливое потрескивание костра, тяжелую поступь ног переступающих с места на место коней, их шумное дыхание, звон железа о камни. Стараясь разобрать речь людей, Софья задержалась дольше положенного. Один из мужиков показался ей знакомым, где-то она его уже видела, но где, не могла вспомнить.

Люди разговаривали мало, больше работали. Иногда, на минуту остановившись, они менялись местами друг с другом, осматривались по сторонам, о чем-то негромко переговаривались и опять брались за работу. Подойти ближе Софья не могла. Перед ней была открытая поляна, да и лошади могли заметить ее присутствие. Так продолжалось долго, до тех пор, пока чужие лошади вдруг все вместе подняли головы.

Софья похолодела, подумала, что животные почувствовали ее запах. Однако встревоженные кони смотрели мимо нее, куда-то назад, за спину. Она повернула голову и… ужаснулась! Сзади, на Воронке, удерживая за повод ее кобылицу, на поляну выезжал Гришатка. Не дожидаясь матери, сынишка решил последовать за ней и обнаружил себя.

Чужой мерин подал голос. Воронок ответил ему призывным ржанием. Этого было достаточно, чтобы мужики у камня обратили на них внимание.

Реакция чужаков была предсказуема. Бросив лопаты, они схватились за ружья. Щелкнули курки. Три холодных ствола посмотрели на Гришатку. До непоправимых, роковых выстрелов остались считанные секунды. Спасая жизнь сына, Софья выскочила из укрытия, замахала руками, закричала:

– Не стреляйте!..

Три ствола тут же повернулись на нее, готовые вот-вот выплюнуть свинцовые пули. Однако в то же мгновение один из чужаков отдал резкую, короткую команду. После этого последовало непродолжительное замешательство. Софья успела подбежать к сыну. От мужиков отделился человек, пошел к ним. На некотором расстоянии, закидывая за спину ружье, он в волнении спросил:

– Софья?!

Софья узнала знакомый голос, повернулась, запоздало прикрывая половинку лица платком. Внимательно посмотрев на незнакомца, едва различая знакомые черты, она наконец-то узнала в чужаке Сергея Маслова.

Он изменился, заметно постарел лицом. Голова покрылась сединой. Некогда молодое, холеное лицо покрылось сетью морщин, осунулось, стало острым и вытянутым. От бравой осанки офицера не осталось следа: плечи повисли, спину согнули тяжесть восьми лет. Однако живой блеск глаз, те же степенные движения, культура речи предопределяли в нем того далекого, надежного товарища из прошлой жизни. Как и зачем Сергей Маслов оказался здесь и не один, Софье оставалось только предполагать.

Сергей был бесконечно рад встрече с Софьей. К удивлению своих спутников, он схватил Софью за руки, даже попытался ее обнять, суетливо приглашал к костру, усаживая ее на лучшее место. Скоропалительная речь бывшего офицера царской армии не имела каких-то границ и пределов. Объясняя, спрашивая и тут же отвечая на многочисленные вопросы, он не находил себе места от волнения, а сам все говорил, не скрывая эмоциональных порывов радости: