— Для тех, кто не читал Строкова! — перебила Людмила Юрьевна. — Ты прочти хотя бы один его роман… Понятно, за что на него навалились продажные критики. Кстати, ее у нас ведь нет! Настоящей критики-то. Строков в последних романах кое-кого задел из этой… групповщины…
— Говори уж «мафии», — вставил Лапин.
Жена взяла журнал, полистала и с отвращением отбросила на ковер:
— Сволочь этот критик! Миша, что же это у вас творится в идеологии? Хороших писателей, которых любят читатели, обливают грязью, безъязыких, серых восхваляют? Какая же это перестройка?
— Как будто у твоего Строкова нет недостатков!
— Я рядом со Строковым поставила бы, дай бог, с десяток писателей в нашей стране! — горячо заявила Мила. — И никакой продажный критик меня не переубедит в обратном. Как и миллионы читателей.
— Может, читательниц? — поддразнил Михаил Федорович, — Строкова особенно почему-то любят женщины.
— За последний роман Строкова — он вышел в Москве — я отдала подруге зарубежный детектив.
По телевизору передавали репортаж о волнениях в Узбекистане и Прибалтике. Забастовки, митинги, экстремистские вылазки националистов. Появились первые беженцы, как в войну… Диктор довольно оптимистично заявил, что партийные органы проводят большую работу среди местного населения, правда, не везде дают им возможность высказаться, в одном райкоме выбили стекла и опрокинули всю мебель… В северной области на альтернативной основе избрали нового первого секретаря крайкома ввиду ухода старого на пенсию.
— Сказали бы честно, что с треском сняли за хищения, развал и беспорядки в крае, — заметила Людмила Юрьевна, устроившись на широкой тахте, накрытой мягким ковром. Ноги в блестящих капроновых чулках она поджала под себя. Шелковый халат с вышивкой распахнулся на полной груди. В этом году они не ездили на юг в цековский санаторий, но лето было солнечным, жарким и Мила хорошо загорела и под Зеленогорском. Она сама была против южного санатория, мол, там неспокойно, на партаппаратчиков косятся, да и с продуктами из-за нынешней неразберихи перебои. Слышала, что в Ессентуках выстраиваются с кружками за минеральной водой огромные очереди, как раньше в мавзолей Ленина, а на центральной площади у театра бесчинствуют молодые люди из южных республик, которых там десятки тысяч.
Фильм с незапоминающимся названием они смотреть не стали, давно остыл Лапин и к видеофильмам. Помнится, первое время с женой просиживали у цветного телевизора до часу-двух ночи, а теперь редко включали, да и кассеты с видеофильмами сильно подорожали. А со склада кассеты по номинальной стоимости, по которой были приобретены телевизор «Панасоник» и видеомагнитофон «Джи-Ви-Си», теперь опасно брать… Когда жил с ними Никита, он доставал для просмотра новые фильмы.
Людмила Юрьевна застелила в просторной спальне постели. У них финский спальный гарнитур из двух деревянных кроватей, тумбочек, бельевого шкафа и трюмо. На полу — вьетнамский синий с белыми выпуклыми цветами ковер. Лапин надел полосатую ночную пижаму, а Мила уселась перед трюмо накручивать бигуди. Если поначалу у него и шевельнулось желание, то как голова жены стала рогатой от алюминиевых трубочек с дырками, желание угасло.
Закончив с бигуди, Мила сходила почистить зубы, вернувшись, бросила на мужа многозначительный взгляд, но он сделал вид, что углубился в чтение статьи про Строкова. Хотя обширная статья и была явно тенденциозной, читалась с трудом, он решил ее добить до конца. Надо будет утром позвонить Прыгунову и попросить, чтобы и он прочел и высказал свое мнение.
Поворочавшись на кровати, Мила повернула к нему бесформенную, укутанную в светлую косынку голову:
— Помнишь, в прошлом году тебе предлагали институт?
Еще бы не помнить! Институт-то обком предложил и он бы согласился его возглавить, но воспротивился коллектив преподавателей, мол, у нас есть своя кандидатура…
— Чего это ты вдруг вспомнила? — сняв очки, сбоку взглянул он на жену. Она тоже держала в руках раскрытую книгу.
— Я же вижу, ты нервничаешь, не получаешь удовлетворения от партийной работы… Первый секретарь Зареченского райкома ушел на советскую работу, как его?
— Лопатин, — подсказал Лапин. — Он и раньше работал в горисполкоме.
— Может, стоит поговорить с Первым? Пусть подберут тебе что-нибудь? Разумеется, с сохранением оклада.
— Ты думаешь, из-за Никиты будут осложнения? — задал Михаил Федорович мучивший его вопрос. У Людмилы было на перемены конъюнктуры собачье чутье. Она часто угадывала, кого из партийных работников куда переведут, когда повысят или наоборот — понизят.
Читать дальше