Д. Савельев - Медитатор [сборник рассказов]

Мне сказали, что нашли третью форму. Только что нашли. Ни радости, ни других эмоций у моих друзей это не вызвало — всё по плану, всё так и должно быть. А чего я ждал? Она является обязательным компонентом человека. И скоро появится четвёртая и пятая форма. Какая из них будет первичной? Во всяком случае не вторая. Или все на равных? А как же быть с распадом первой формы? Тоже всё просто. Она распадается относительно наблюдателя, в котором первая форма доминирует, переходя в другое состояние. Атомы продолжают жить своей жизнью, переходят в землю и далее. Но я уже живу в прошлом. Живу неподвижным хлипким созданием и управляю другими такими же. Это состояние необычайно меня радует — оно отождествляется с движением. Оно может помочь мне умереть. И зачем я ищу смерти — из–за невозможности её принять? Дальше всё будет просто и банально: опять материи, опять энергии, опять желания. Интересно, можно ли вообще ничего не хотеть? Совсем не хотеть, никак. Наверное это и будет небытиё. И что хотел доказать себе создатель такого мудрого и рационального мира? Простого и целесообразного, где даже хаос упорядочен и объясним. Что он, создатель, есть? Или что есть скука? Не чувство «скука», а скука независимая от материй и энергий. Всё–таки надо слетать к жене. К тому же я так и не могу понять, что значит общественный штраф — ни одного проявления не заметил.

Знаете ли, за последнее время я помолодел. Я был в каком–то трансе, а сегодня всё вижу ясно. Делаю запись в дневнике. Я, доктор Р. Носов, вчера был награждён медалью. В больницу пришёл какой–то фантом (хотя не исключена вероятность, что это был живой человек — у меня стали появляться навязчивые идеи) и назвал меня героем. Оказывается пока я обслуживал мутантов в нашей стране возникло новое супердемократическое правительство, и она объединилась со всеми остальными странами Европы. Теперь на Земле всего четыре государства: Европа, Китай, Океания и Африка. Последнюю никто не хочет включать в свой состав, и голодные негры почти все свихнулись от горя, пытаясь приткнуться к новообразованным державам. Больница наша давно под наблюдением и контролем; более того, всех найденных мутантов привозят к моим дверям. Их уже (никогда бы не подумал!) девятьсот семьдесят девять человек. Продовольствие (то бишь стимуляторы, заменяющие им жиры, белки, углеводы и витамины) незаметно поставляют, и всё вроде бы тип–топ. Работать с мутантами никто не хочет и моё добровольное (!) согласие было воспринято обществом с радостью. Теперь меня решили наградить медалью за героизм и самопожертвование. Всё было очень хорошо и меня призывали работать в том же духе. Единственное, чего я не понял из рассказа этого господина, это почему он прозрачный и ходит через стены. Но и этому можно найти разумное объяснение — новые технологии, галограммы, атомная деконцентрация и т. д. Вопрос об этом я решаю оставить на будущее и заняться решением насущных. Во–первых, что я буду делать дальше? Работать. Выходить из больницы в этот сумасшедший мир у меня нет никакого желания. Во–вторых, что мне делать с этой медалью? В задницу себе засунуть? Ладно, пусть пока полежит в столе. И ещё, Антон меня сегодня очень беспокоит. Он ни разу с утра ко мне не обратился и, мне показалось, немного начал шевелиться. Не дай Бог, с ним что–нибудь случится! На этом запись я сегодняшнюю завершаю и иду к нему.

Жена моя теперь светловолосая азиатка. Мы несколько суток неотрывно занимались сексом, скача по всей Солнечной системе. Как спаривающиеся бабочки, мы тянули друг друга в разные стороны, оказываясь то в кольце Сатурна, то в центре Луны. Когда я кончал последний раз, мы были на дне Марианской впадины в абсолютной темноте, а вокруг гремели фанфары. Наша страсть была безумной, но это было безумство разума и отдача дани традициям: ничего общего с любовью — той давней восхитительной психической патологией, которую так хорошо изучили и вылечили на все века вперёд. Она радовалась моему непроизвольному увлечению прошлым — моему второму существованию в помещении с неподвижными людьми и человеком в белом халате, я радовался её существованию. Это была скучная радость, радость привычная. Я хочу беситься, запутаться, заметаться, но разум холоден и ясен. Каждая моя мысль известна всем, но они никого не удивляют и не заставляют что–нибудь предпринимать. Замкнутый круг, ловушка, петля. Сначала струйка воды текла прямо, потом усовершенствовалась, стала поворачивать, чтобы не попасть в неизвестность, и, в конце концов, повернула настолько, что влилась в себя. Её источник иссяк, и вода бегает по кругу, понимая всё и не понимая ничего. Разум холоден, безумие прекрасно. Но безумие осталось позади, и сейчас только холод и холода.