Третья форма — только теория. Я в неё не верю. Я всегда боялся, тысячу лет назад боялся, полторы, что вот мы откроем все законы этого мира, и больше ничего не будет — пустота! Когда–то мы думали, что мир до бесконечности сложен, что мы будем жить миллиарды лет и не узнаем малой толики его. Строили сотни теорий, как мы будем преобразовываться, как будет эволюционировать душа. А теперь вдруг окажется, что всё, что есть мы уже знаем и уже прошли, и что тогда? Каким мучительным покажется любое существование! Ничего нет впереди, ничего нет сзади, ничего нет внутри, и нельзя всё это прекратить! Мы сами загнали себя в ловушку, в необъятную камеру пыток, имя которой — Вселенная. Познанная Вселенная. Но у меня пока ещё осталась маленькая, запрятанная в глубине надежда, даже не надежда, а надеждьится, на третью форму. Поэтому я здесь. Но я почти уже в неё не верю. Я здесь, а жена моя, та, которой недавно стукнуло 523 года, по которой я соскучился, хотя считаю, что это очень неприятно — иметь жену, — она в миллиардах световых лет отсюда. Так близко и так далеко…
Загородный дом20Х 20. Мамашка с поехавшей тушью на глазах хватает меня за руку и тащит в комнату. Я побрился (Антон позаботился о бритве у водителя), брызнул себе в рот освежающего спрея, смочил шею одеколоном. Кондиционер в машине выветрил из моей головы весь хмель. Вот такой я доктор!
«Он первый раз вызвал вас сам! Вы из тринадцатой больницы? Мы пару раз клали его в Кащенко, но там такие врачи, сами знаете! Ведь любые деньги готовы с отцом отдать, но за границу он ехать не хочет. Вот…»
Алексей сидит в кресле. Он только начинает, он неопытный. Но он второй у меня, я это чувствую. Дело двинулось, теперь их будет очень много.
«Может, кофейку, доктор?»
«Нет, спасибо». Я делаю инъекцию. Пойдём, Лёшенька, пойдём. Ты совсем, как зомби. Будет у Антоши теперь компания. Главврач обещал поставить компьютеры, с Интернетом. Тоже Антошкина работа. Только, чувствую, что компьютер ему уже не понадобится — болезнь прогрессирует. Скоро он выйдет в сеть напрямую, и тогда начнётся.
— И где вас Антон достаёт? — спрашиваю я водителя. Он ничего не понимает, как заведённый механизм, как китайский болванчик.
Последнее время у меня появилось странное чувство — кто–то неведомый читает мои мысли. Когда читают люди, я это знаю. Сейчас читают не люди. Я могу рассказать это кому угодно — хотя бы вон той женщине, с которой хочу, но никак не соберусь переспать, и мне поверят. Ну и что? Мы признаём существование других существ из первой формы — считаем, что они — вместилища продвинутой или отсталой второй формы. Это доказано и изучено, и так всё скучно. Большинство людей блокирует их в своём сознании, чтобы не мешать продвижению мира вдаль. А я перестал верить в продвижение. Что сейчас где происходит? Чем кто занимается? Всё человечество — мои друзья, и у меня нет друзей. Мир стал разобщённым. Я уже ничего не понимаю в нём. Нет никакой иерархии, различий в положении. Все равны. А кто ставит ловушки? Все ставят. Наши друзья. Мы можем им помешать, но не хотим.
Есть одна вещь, которая считается константой и потому её даже никто не изучает. Существование и объективность времени. Может что–то из прошлого или будущего пришло ко мне? Какая–то помощь? Ведь я в отчаянии. И я теперь вечерами вижу себя сверху в каком–то древнем помещении, а невдалеке древний человек в белом халате. Что за существо со мной контактирует? Я не могу пощупать и увидеть его, хотя могу пощупать и увидеть почти всё. Что–то похожее на интерес зарождается во мне.
Время летит стрелой Робин Гуда. Я меняюсь. Нет, гнусная начинка никуда не делась. Только внешность. Мешки под глазами стали меньше, кожа на лице натянулась, подбородок стал одинарным. Жиру по бокам поубавилось. Вот такой я доктор. Разве что половой орган по–прежнему не даёт покоя, требуя влагалища. И пациентов у меня прибавилось. Я запутался в их полах, но все они мутанты. В мире происходят странные явления. Руководство всё исчезло, государство без власти. Где–то бегают толпы народа. Я позабыл, где моя квартира. Простые пациенты давно сбежали. Мутанты ходить не могут, но они водят друг друга телекинезом. Антоша у них вроде вожака. Он так и не стал пользоваться техникой для поиска своих свихнувшихся собратьев — нашёл какой–то другой способ. Похоже, их всё больше и больше. Не знаю, зачем им нужна моя больница — мало других мест? А, может, я всё ещё жив благодаря этому. Никак не пойму, чем они питаются. Возможно, энергией воздуха или человеческой. Глупые мои догадки, мысли путаются. Надо завести дневник. Я ухаживаю за самыми слабыми из них — мою, подпитываю стимуляторами. Потом они совершенствуются и я больше не нужен. Я знаю, что Антоша любит меня — страшной неземной любовью. Он делает мне хорошо. Моя больница стала живым мавзолеем — в ней куча живых трупов. Когда–нибудь на неё будут показывать пальцем экскурсоводы и говорить: «А вот гробница Мутантов московских!» Если какое–нибудь «когда–нибудь» когда–нибудь наступит. Где–то у меня валялась бумага — пойду заведу дневник.
Читать дальше