Д. Савельев - Медитатор [сборник рассказов]

Один мой знакомый частенько встречался с чертями. Для простоты будем называть его Кот Борис. Как только он переставал плыть по течению и начинал дёргаться влево–вправо, мгновенно натыкался на чёрта.

Чёрт появлялся с помощью старого товарища по работе, с которым они вместе торговали зимой с лотков, и без водки, без белой прозрачной калорийной жидкости, они замёрзли бы насмерть. Или с помощью соседа по старой квартире, коренастого и приземистого, бывшего спортсмена, а ныне брошенного женой с ребёнком и опустившегося до грязи и низости, но доброго и человечного. А иногда с помощью школьного приятеля, с которым знали друг друга двадцать лет и который всегда приходил к нему после очередной неудачи в бизнесе. Почему–то неудачи в бизнесе, и ностальгии по жене с ребёнком, да и дружеское принятие калорийной жидкости, спасающей от холода, с бывшим коллегой по работе всегда непременно совпадали с дерганьем влево–вправо Кота Бориса, не желающего плыть по течению. Очень удивительное и непонятное совпадение!

Дальше всё развивалось по известному сценарию. Чёрт возникал словно из–под земли (да так оно, наверно, и было) в виде того самого пресловутого третьего. Сначала он маскировался под какого–нибудь приятеля спортсмена (коллеги, одноклассника), шутил и рассказывал анекдоты вместе со всеми. Пили за то, чтоб вернулась жена, или за то, чтоб не замёрзнуть, или, в крайнем случае, за успехи в бизнесе, пили долго и сердито.

Когда переваливало за критическую точку, чёрт переставал маскироваться, демонстрировал всем свои рога и, понятное дело, роскошный хвост с копытами, а затем звал своих приятелей. В тот момент веселье у Бориса с его другом заканчивалось, и начиналось веселье у хвостатых. Что только они не вытворяли!

Финал был всегда одним и тем же. Одноклассника (спортсмена, коллегу) увозила жена (мама, сестра), а моего знакомого — «Скорая помощь».

В больнице его усиленно кололи, и через пару дней черти прощались и улезали под пол. Коту Борису объясняли, что у него была белая горячка — алкогольный психоз, и черти ему всего–навсего привиделись. Он делал вид, что верит, но конечно же мой знакомый знал, лучше любого доктора он знал, что это не так.

Но депрессии у Кота Бориса не становились реже, а скорее — наоборот. Запои, соответственно, становились чаще, и однажды вокруг Бориса плясало и веселилось с десяток чертей. Черти обрисовывали его неудачливую, тоскливую, беспросветную, одинокую жизнь в самых мрачных красках. Черти хохотали над ним, хлопали по плечу и звали с собой. И Борис согласился. За последнее время его безволье достигло колоссальных масштабов, и Борис согласился стать одним из них.

С тех пор, как мой знакомый сломал шею на лестнице, черти его не беспокоят. Он видит их каждый день, причём одного особенно тощего и облезлого — во всех зеркалах, и, конечно, привык. По вечерам он, обычно, отправляется к какому–нибудь алкоголику вместе с парой своих приятелей. Там Кот Борис отрывается по полной, веселится и хохочет над очередным жалким человеком с измождённым лицом и горящими глазами. А особенно смешно ему, если кто–то вдруг начинает говорить, будто черти — галлюцинация.

— Люся, ты где? Мне тут пришла в голову одна интересная идея.

Люся куда–то ушла.

— Ты извини, что я к тебе опять обращаюсь… Дело в том, что мне с тобой как–то уютно. Когда я знаю, что ты есть. Это не важно, что сейчас ты вся ушла… Ну так вот. Как любой интеллектуальный человек, я люблю решать всякие головоломки. А вот одну никак не могу решить, вот уже все тридцать лет своей жизни. Люся, ты слушаешь?

Люся где–то существовала, и, конечно, не могла не слушать.

— Это, скорее, даже уравнение. В нём есть одна постоянная — смерть. Всё остальное — переменные. Самое неприятное, что их абсолютно неясное количество. Может, бесконечно много. Вот так. Я не могу ухватиться за постоянную, поскольку не знаю, что окажется под иксами и игреками — там могут быть такие значения, что и думать страшно. И не могу вычислить ни одну из переменных, по определению. Что мне делать, Люся?

Уж кто, кто, а Люся–то прекрасно знала, что делать. Но передать не могла.

— Поэтому я и обратился опять к тебе, Люся. Поэтому я всё время возвращаюсь к тебе, потому что ты знаешь. Но ты не хочешь меня одарить пониманием во времени. Это нехорошо, это даже подло, Люся. Ты меня озаряешь на мгновения, но они слишком моментальны, чтобы я мог запомнить эти озарения.