Д. Савельев - Медитатор [сборник рассказов]

— И вы хотите уничтожить всё человечество?

— Нет, конечно, я не точно выразился, когда сказал, что мы оставим в живых одного тебя. Мы оставим свободным одного тебя, а остальные, оставшиеся в живых после Великого Захвата, будут превращены в рабов, обеспечивающих наше пропитание.

— Но как вы собираетесь бороться со всеми человеческими достижениями? Атомная бомба…

— Она не страшна нам из–за нашей численности. Собственно ей мы и собираемся бороться: там, где не пройдёт миллиард наших граждан, пройдёт другой миллиард.

— И стоит ли идти на такие жертвы? Вам, по–моему, не так плохо живётся…

— Не тебе рассуждать о нашей жизни, человек! Моё время заканчивается, но эра тараканов только наступает! До встречи! — Он хлопнул и превратился в самого обычного чёрного тараканчика. Запах яда был ещё очень силён, и первый российский таракан, достигший надолго таких огромных размеров, сломя голову кинулся к щели. Добежать он не успел: завалился на спину и задрыгал лапками. Вася смахнул слезу и положил тельце умирающего на стол перед собой. Через несколько минут герой испустил дух, и из него вылетело белое облачко. Оно пролетело сквозь потолок, направилось прямо к Святой Троице, и скоро влилось в неё.

Вася не будет больше тревожиться из–за тараканов, он успокоится и станет ждать тараканьей революции. А когда она придёт, его сделают главнокомандующим над рабами–убийцами, он выберет себе самую симпатичную тараканиху и женится на ней. Новая эра близится, тараканья и счастливая!

С этой мыслью Василий вновь погрузился в сон. Он спал и не видел, как на убогой гниющей планете орудуют полчища усатых демонов, смывающих такую же убогую и жалкую жизнь с её поверхности. Не видел, как рвутся последние крылатые ракеты в надежде поразить матку великанов и как стреляются последние военачальники великих держав. Он проснётся через сто или через тысячу лет, вылезет из тёмной щели на очищенную девственную планету и заметит какую–то гигантскую тень, накрывающую его. Над ним нависнет её усатый хозяин с отвращением в мутных шарах глаз. Монстр что–то пробасит громоподобным голосом, поднесёт поближе огромный баллон с надписью «Дихлофос» и надавит кнопку на нём.

Первым днём был понедельник. Вообще–то первого дня не было никогда, была просто Вечность без начала и конца, но Оно решило, что лучше пусть будет понедельник. А за ним вторник… суббота, воскресенье. В понедельник Оно сделало себя. Создавая себя, Оно почувствовало, что дни недели сделал кто–то другой, ещё до него. Но это было не важно. Теперь Оно было материально, но представляло собой бесформенную массу, заполняющую всё доступное пространство. И тогда наступил вторник. В этот день Оно создало себе форму. Форма была похожей на пространство, которое окружало его, но была более систематизированной. Оно подумало, что такая форма была создана не им и не сейчас, поэтому следовало сделать её индивидуальной. И настала среда. В среду Оно сделало себя неповторимым. И сразу же почувствовало одиночество. Ему захотелось, чтобы рядом были другие существа, повторимые, такие же, как он вчера. И пришёл четверг. Оно сделало других существ, но поскольку они все были одинаковые, их стало бесконечно много.

Потом, нескоро, оно узнало, что бесконечно много бывает людей, поскольку они были всегда и будут всегда. Но тогда Оно было ещё молодо и даже не подозревало, кем на самом деле является. И в пятницу Оно упорядочивало время вокруг себя, в субботу училось концентрировать внимание, а в воскресенье… В воскресенье Оно решило отдохнуть и создало спокойствие вслед за активностью. Потом дни недели пошли вспять: воскресенье, суббота, пятница. Но события происходили другие, и ко вторнику Оно осознало, что часть его сущности едет в тускло освещённом тоннеле глубоко под землёй. Эта часть то садилась, то вставала, слабо подскуливала и чувствовала что–то тёплое сзади.

Происходило непоправимое и страшное. И дело было даже не в том, что добрая Лада стала странно сверкать глазами. И не в том, что загрызла бездомную кошку. Лада переставала быть Ладой. Вместо неё появлялось что–то неконтролируемое, бесовское, и оно наблюдало, дико наблюдало за всем. Лада перестала сидеть за церковью во время службы — она бегала по кладбищу и что–то разрывала. Лада, наша Лада, стала воровать игрушки на детской площадке и сотворять над ними ужасные действия. Она перестала валяться на спине, хотя старательно прикидывалась прежней Ладой и даже пыталась лизаться. Изо рта у неё появился странный запах медикаментов. Или что это было?