Всеволод Фабричный: Муравьиный лев

Люди притихли. В столовой, я слышал, произошла даже маленькая экстренная конференция — они решали: рассказать ли эту чрезвычайную подробность начальнику, чтобы он меня выставил, или же дать бедняге шанс продолжать работать в этом отстойнике. Мне дали шанс, но уже никто и никогда не просил у меня сигарет.

Да и с Секретаршей этой… Я всегда хочу хороших отношений с людьми. Я не так уж и нелюдим — другое дело, что почти все встреченные мною Хомо Сапиенсы оказываются полными кретинами и пустой оболочкой. Но я даю шанс всем. Даже самым отпетым. Вначале я пытался заговаривать с нею на интересные темы. Даже посоветовал ей пару книг. Шутил! Один раз даже чуть не сглупил и не предложил ей хлебнуть со мной вина в перерыв на моей стоянке под деревьями. Бог отвел. Это стоило бы мне работы. Всегда в разговоре натыкался на такую непробиваемую грубость и тупизм, что в конце–концов озлобившись подумал «Хуй с тобой, сраная кобла». Вот именно так и подумал (если не хуже!).

Теперь, когда прошло полгода, как я покинул этот склад и остыл — я думаю, что Секретарша была такой злюкой потому, что ее атаковали слишком много поклонников. Самозащита. К ней действительно постоянно кто–то подходил. Но все равно — она попортила мне много крови. Если я все делал правильно, она напрягала свою фантазию и что–то находила. То семерку я пишу непонятно (с палочкой по–европейски!), то ручку я потерял…

Маленькое отступление ради шариковых ручек: чем богаче компания — тем с большей неохотой они выдают шариковые ручки своим имбецилам–работникам. На складе или фабрике с маленьким оборотом и штатом в пять человек — ручки выдаются без всяких проблем. А когда на складе пятьдесят грузчиков и компания ворочает миллионами долларов — лучше не терять шариковую ручку. Это мой вам совет. Порой, когда я, сутулясь, приходил в офис за новой ручкой — я видел такую неприязнь в глазах ответственного за канцелярские принадлежности, что мне хотелось превратиться в крохотную моль, залететь в старый шкаф и дожить там свой век, никому не мешая. Мало того — на некоторых работах даже висели объявления, которые поощряли работников приносить из дома свои собственные ручки и не бить по карману компанию. Действительно! Что за наглость? У нас всего тридцать миллионов дохода в год, а эти сгустки блевотины, эти ослы теряют ручки! Так недолго и обанкротиться!

Я наконец захожу внутрь склада. В проходной сталкиваюсь с двумя ханыгами — неразлучными друзьями. Это временные работники. Их наняли специально для того, чтобы они разгружали грузовики. Наиболее тяжелые инструменты. Изнурительная работа. Попробуйте разгрузить контейнер с индустриальными мясорубками, каждая из которых весит пятьдесят килограмм. Каторга. А им ведь платят даже меньше чем нам. Мне нравятся эти ребята. Они никого не трогают и не воображают о себе невесть что. Да им и особо нечего воображать… На перерывах мы часто разговариваем. Оба — бывшие бродяги и наркоманы. Раньше они жили в каком–то другом городе. Питались из мусорных баков. Вводили в вену всевозможные химикаты. Потом они переехали в наш город, подлечились в детоксе, и какие–то благотворительные спонсоры в качестве награды и поощрения устроили их работать в агентстве. Агентство сразу же послало их сюда. Они новички. Это их первая работа на складе. Раньше — только попрошайничество, воровство и мелкое наркодиллерство — не ради наживы, а ради того, чтобы были хоть какие–то деньги для подпитки своей привычки. Они пьют как звери и курят траву. Старший (забыл имя) передвигается полупрыжками — у него дефект обеих ног. Когда он идет — он раскачивается как тощий резиновый шланг. Одет он довольно бедно. Никогда не стираная футболка, на которой уже не разглядеть переводную картинку, джинсы с дырой на заднице и разваливающиеся ботинки, перемотанные изолентой. Но по сравнению с младшим он просто модник и фат! Младший настолько оборван и грязен, что становится неудобно. Ботинки его в первый же день развалились на части и ему бесплатно выдали пару какого–то старья (но прочного!), которую отыскали на пыльной полке возле входа в столовую. Младший почти что карлик. Он постоянно находится в движении — хихикает, плюет, крутится как волчок, моргает огромными веками, гримасничает худым, небритым лицом. На улице он не пропускает ни одного окурка — берет даже мокрые. От него исходит сложная комбинация запахов: старые благовония, пот, воск, грязные носки и вышеупомянутые окурки. От старшего пахнет марихуаной, отказывающими почками и опять–таки потом. Все их средства уходят на спирт и траву. Обеды, принесенные ими из дома в драных рюкзаках, такие скромные, что как–то даже стыдно есть свои бутерброды и абрикосы. Обычно у каждого по куску белого хлеба. И все. Воду они пьют из–под крана. Раз в неделю после получки гуляют: вместо воды у них бутылка кока–колы на двоих. Младший трясет бутылку по пять минут. Он любит, когда кола бьет ему в рот фонтаном и обливает все вокруг. Он страшно любит насекомых — не пропускает ни одного паука. Берет его на ладонь и разговаривает с ним как с равным. Что–то спрашивает. Иногда они покупают пачку сигарет. Старший относится к младшему покровительственно и иногда дает ему пендели кривой ногой.