Всеволод Фабричный - Самоед

У меня были мысли начать эту главу необычным и варварским языком Андрея Платонова, или же изысканно по–набоковски с совершенно иным, нетипичным описанием деревянной подставки на которой я сижу в этой главе. Я долго подбирал словосочетания и у меня ни черта не получилось. Не беда. Я уже убил одного зайца — упомянув заветную классику и тем самым создал культурное и уютное настроение. (так что давайте–ка с чашечкой кофе, на зеленом диване….)

Я опишу так: деревянная подставка нужна для того чтобы, взобравшись на нее, дотянуться до двух зеленых баков: один для картона, другой для мусора. Подставка (или же скорее — маленький помост с тремя ступеньками) обита проволокой для того, чтобы не дай Бог не поскользнуться и после не выдоить у компании небольшую сумму денег на зализывание ран. Начальники — хитрые бестии. Безопасность для рабочего класса — это всего лишь боязнь бугров быть засуженными. На самом деле им бы было бальзамом на раны видеть вас в клещах какого–нибудь хитроумного фабричного станка — кричащих как кролик после удара арматурой по мягкому, доброму лбу.

За моей спиной — проволочная сетка, отгораживающая наш склад от пекарни — на широкий двор которой иногда выходит мистический молодой человек и волнующе–пронзительно играет на саксофоне. За пекарней — длинное и шумное шоссе. Далее — неизвестность.

На асфальте рядом со мной — несколько раздраконенных воронами макаронных пакетиков, почерневшая кожура мандарина, два плевка, неизвестный моему слабомеханизированному уму металлический предмет напоминающий шарикоподшипник, и около пятидесяти окурков (считал от нечего делать). Рядом с исцарапанными, побитыми временем складскими дверьми возвышается блестящая горка газовых баллонов около которых строжайше запрещено курить. Можно добавить, что внутренняя сторона дверей испещрена именами крыс, которые скончались в близлежащей крысоловке. Имена самые разные — людская фантазия богата. В данный момент мое любимое имя это «shitbrick»

На этом складе несколько лет назад умер человек. Его нечаянно убил лучший друг. Ирония…Он пригвоздил парня к стене металлической вилкой погрузчика. Пробил ему пах и бедро. Говорят, что пьяный был в тот день. А умер парень от потери крови. Его нечаянный убийца допустил ошибку — вместо того, чтобы оставить все как было до приезда парамедиков — он ударился в панику и дал задний ход. Вилка вылезла и друг его истек кровью за пять минут. Разорвалась артерия на ноге. Думая об этом сейчас — я понимаю, что видимо сделал бы то же самое. Ты пригвоздил человека к стене — он вопит нечеловеческим голосом. Как тут из него эту вилку не вытащить? Это же простой рефлекс, как отдергивание пальца от укусившего пламени….

Я сижу на нижней ступеньке помоста — немного сгорбившись, бормоча что–то простое и пошлое.

Я только что разгрузил грузовик с оливковым маслом. Я смертельно устал. Подростку, который разгружал вместе со мной я сказал, что лично для меня одна из версий ада — это грузовик, который ты разгружаешь и за последним рядом коробок, которого ты так сердечно ждал — оказывается еще один. А потом еще. И так — вечно. Он явно не понял ни слова из моей усталой тирады потому что ответил:

— Да, обед будет скоро.

(Про подростка этого мне нечего вам сказать кроме того, что у него есть странный, врожденный дефект мизинца на руке. Мизинец за ночь скручивается как улитка и каменеет. Когда он просыпается утром — то раскручивая его, кричит от боли.)

Мне очень хочется проковылять в кафе, которое находится совсем рядом с моим складом и тихо заказать там бутылку пива и две стопки виски, но у меня нет денег, а украсть их сегодня невозможно. В головах сотрудников с самого утра, как речные водоросли после удара весел, колыхается подозрительное волнение. Охота на ведьм может начаться в любую минуту. Я чувствую это. Если я буду неосторожен — у меня есть шанс выслушать много ядовитых слов, ощутить мозолистые руки на отрицающем все лице, и может быть даже потерять свой единственный передний зуб, который я называю «рабочий».

Хотя бы можно просто посидеть, послушать плеер, погрызть бутерброды своим «рабочим», поднатужиться при мысли, что до конца рабочего дня еще три часа.

Погрузиться в сонное терпение. Складской анабиоз. Вынужденная анестезия прорывающейся агрессии, потому что если она прорвется и я разойдусь: три часа будут казаться тремя месяцами, а жажда выпить превратится в широкоэкранный психоз, когда все становится темнее и вещи как по–волшебству выпрыгивают из трясущихся рук. Так что лучше я посижу тут в одиночестве пол–часа, подумаю о том, что дома есть родители и старая, злобная, но все таки любимая собака, не дам себе распалиться….возможно день пройдет более менее быстро.