2.
Год за годом оно все дальше отступало в глубь горизонта, оставляя за собой бесконечные голодные пески. Море мелело так стремительно, что за несколько лет почти полностью обнажились скалы, до этого едва возвышавшиеся над водой. Теперь они стояли, облепленные гниющими водорослями и мертвыми мидиями, словно безобразные бородавки. И вся рыба ушла далеко к югу. И рыбачьи баркасы не могли больше выходить в море. Это было страшно. И никто не знал, почему это происходит.
Но зато вода в колодцах стала пригодной для питья. И деревья вокруг города зацвели, как не цвели никогда раньше.
Это было не так давно. Еще лет десять назад. Тогда в Денизли отовсюду приезжали дачники. Они приезжали на машинах и на автобусах целыми семьями. Снимали дома, заполняли пляжи и кафе, и вечерами на улицах было так же людно, как и днем. На бульваре каждый вечер играла музыка. Ходили красивые женщины в легких платьях. Завели даже небольшой прогулочный катер. Он отходил от эстакады три–четыре раз в день и, сделав круг вокруг маяка, возвращался.
Особенно многолюдно было летом 86-ого года, когда всю территорию от станции электрички до эстакады выделили под застройку дачному тресту. И уже в начале июня началась настоящая строительная лихорадка. Бригады рабочих копали фундаменты, корчевали заросли старого виноградника, варили арматуру, заливали бетон… Из Баку приехало столько людей, что стоимость жилья внаем в разгар сезона почти утроилась! Стали сдавать даже подвалы и сараи. И Денизли процветал.
А потом море стало возвращаться, метр за метром, жадно пожирая побережье. И если отступало оно в течение целых двадцати пяти лет, то вернулось оно всего за три года. И когда это произошло — резко изменился климат. И в город пришли периодические мусорные ураганы. Артезианские колодцы стали горькими от морской воды. Земля вокруг Денизли пересохла и покрылась твердой соляной коркой. Первой погибла великолепная фисташковая роща за автобусным терминалом. Деревья почернели и высохли. И ветер вырывал их с корнями, и их пришлось сжечь. А потом наступил черед сосен, граната и царственных фиговых деревьев, дважды в год покрывавшихся желтыми, как золото, смоквами, исходившими липким соком… Погибло почти все. Даже плантации неприхотливых маслин. Все, не считая старых виноградников на бросовой земле, выделенной дачному тресту. И это было удивительно. Он должен был погибнуть раньше других. Его выкорчевывали бульдозерами, выжигали целыми участками. Его душила горькая морская вода и соль, выступающая на поверхность. Но он выжил. И, чтобы выжить, он изменился до неузнаваемости. Мутация?.. Эволюция?… Никто не видел ничего подобного раньше. Листья его уменьшились в среднем почти вдвое. Они значительно утолстились, стали необыкновенно жесткими и заострились по краям, сделавшись похожими на птичьи лапы с длинными когтями. Узловатые стволы виноградников приобрели стойкость и крепость железных тросов. И теперь их практически невозможно было ни распилить, ни разрубить: через десять минут работы у пилы просто ломались зубья, а топор покрывался глубокими щербинками. Но самым удивительным качеством, который приобрел виноградник, стала та неожиданная быстрота, с которой он разрастался в разные стороны, постепенно захватывая пустующие земли вокруг себя. Продвигаясь все дальше под и над землею в поисках пресной воды и жизненного пространства, он все ближе подбирался к городу, буквально вспарывая асфальт и кроша бетонированные фундаменты своими жесткими шершавыми щупальцами. Для своей экспансии виноград удачно использовал брошенные к тому времени каркасы недостроенных дач.
Во время полного штиля, когда раскаленное небо, покрытое багровой патиной, висит совсем низко над городом, а море становится похожим на бирюзовое трепетное желе, достаточно подойти поближе к старым складам у пристани, чтобы услышать, как виноград методично грызет каменную кладку недостроенных дач. Он оборачивается вокруг них кольцами и сжимает, сжимает. Камень и бетон крошатся, рассыпаются, сдавленные нечеловеческой силой, и, время от времени, с глухим грохотом обваливаются особенно подточенные стены, и тогда в том месте, где это происходит, над желто–бурыми виноградными джунглями в воздухе зависает одинокое облако пыли…
3.
Проснувшись, Селимов безошибочно определил, что за окном опять бушует безумный мусорный ветер. Скользнув взглядом по стопке машинописных листов, лежащих на старом столе, он стал шарить рукой под диваном в поисках тапочек.
Читать дальше