Таир Али - Ибишев

— Поторопись, поторопись, сынок! Нехорошо заставлять ждать человека…

Они приносят из кухни пиалу с чищеными грецкими орехами и ссыпают их в нагрудный карман тенниски Ибишева.

— По дороге покушаешь! Теперь встань, посмотрим на тебя…

— Кажется, ничего не забыли…

— Не жмут?!

— Нет, по–моему в самый раз! Ну–ка, походи!

Сандалии отчаянно скрипят и натирают пятку. Ибишев вопросительно смотрит на матерей.

— Со временем разойдутся.

— Ну, давай, сынок, иди!

— Будь осторожен! Слушайся этого перса!

Они по очереди целуют его в лоб, и их волнение невольно передается Ибишеву.

В подъезде темно. Пахнет мочой и сыростью. Пока Ибишев торопливо спускается вниз, матери держат входную дверь открытой. Свет из прихожей разбивается на каменных ступенях лестничного пролета на желто–черные клавиши, уходящие в темноту. Ибишев наступает отвратительно скрипящими сандалиями на черно–желтые прямоугольники и спиной чувствует на себе напряженный взгляд Алии — Валии.

«…отец наш, Ибис, даруй ему забвение…»

Перс подъехал ровно в восемь, как и договаривались.

Они едут по бесконечному переплетению улиц. Мимо домов с горящими окнами, мимо пыльных палисадников, мимо бесконечных каменных заборов, и Ибишев вновь, с восторгом и ужасом, ощущает притягательную силу лабиринта, который, как воронка, затягивает их машину в свое жерло. В дрожащем свете фар лабиринт кажется еще более прекрасным.

Перс молчит. В уголках губ застыла насмешливая улыбка. Смуглое лицо (как и лицо его хозяйки) напоминает восковую маску.

Перс курит длинные коричневые сигареты, каких Ибишев никогда не видел. Перс уверенно ведет большую черную машину сквозь переплетение улочек, безошибочно ориентируясь в смертельном лабиринте. У него тонкие цепкие пальцы и на мизинце правой руки — серебряный перстень–печатка с полированным нефритом.

Они выезжают к бульвару. Вся набережная залита светом фонарей. Два прожектора освещают большой портрет улыбающегося Салманова в черной водолазке на фасаде дома. Вокруг бильярдных столов, стоящих под полосатым навесом, толпится молодежь. Все скамейки заняты. У рекламного щита кока–колы и рядом с новым супермаркетом дежурят патрульные машины с выключенными мигалками.

Они проезжают порт, заброшенные склады и въезд на эстакаду. Сворачивают около нотариальной конторы и вновь углубляются в лабиринт темных улиц.

Через несколько минут в редких просветах между домами на фоне бархатно–фиолетового неба начинает отчетливо проступать уродливый силуэт виноградных зарослей. Это самая окраина Денизли. Здесь проходит граница между городом и хищным виноградником, который кое–где уже прорвался на улицы и повис на оградах домов, уцепившись своими длинными щупальцами за выступы на каменной кладке.

Он неумолимо продолжает ползти даже ночью. В тишине явственно слышно, как скрипит песок под ползущим стволом гигантского чудовища и как жадно шуршат его острые жесткие листья…

Перс затормозил перед двухэтажным домом с застекленной верандой, стоящим у самого края небольшого пустыря, в самом центре которого среди мусорных куч, накренившись вбок, лежит огромная ржавая цистерна. Выключив мотор, перс вышел из машины и направился к входной двери, над которой вполнакала горела лампочка в разбитом белом плафоне. Где–то совсем рядом залаяла собака.

Он несколько раз громко постучал.

— Кто там? Кто вам нужен? Сейчас иду!..

Скрип деревянных ступеней. Кто–то спускается вниз. На веранде зажгли свет: — Кто там?

Перс назвал свое имя.

Дверь открыла полная женщина в лиловом халате и в мягких шлепанцах с большими розовыми помпонами.

Ах, эти большие розовые помпоны!.. И он, конечно же, сразу узнал их! Невыносимый дар узнавания, дар пророков, героев и гадалок, дар посвященных, дар сильных, по ошибке или по злому умыслу выданный при рождении маленькому Ибишеву, не потерял свой силы! Ничем не примечательный, не герой и не бог, он обречен круг за кругом проходить все отмеренное ему в жизни с широко открытыми глазами. Он обречен угадывать свое неизбежное будущее в особых знаках Судьбы, разбросанных на его пути.

Знаки — смешные и странные — ничего не говорят непосвященному…

Большие розовые помпоны. Он не может оторвать от них глаз. И кровь приливает к его лицу и стучит в висках, и испарина на ладонях становится холодной и липкой.

Перс что–то говорит ему, но Ибишев не слушает. Теперь он знает, почему они приехали сюда…