Лана Райберг: Записки уличного художника. Нью-Йорк

Туристка в родном городе, приехавшая инкогнито из заокеанья после двенадцатилетнего отсутствия, я поднималась по стёртым каменным ступеням Центрального Выставочного Зала. Грусть и грусть. Обшарпанные стены, отполированные сотнями рук перила, рассохшийся паркет. Словно брожу я по руинам Колизея, законсервированного в прошлом, разрушающимся от времени, и знакомые фамилии под картинами звучали для меня, как надписи на могильных плитах.

В ту далёкую пору нам, студентам, частенько приходилось хоронить преподавателей, совсем ещё не старых. Помню персональную выставку Некрасова, преподавателя акварели, каким–то чудом вырвавшегося в турпоездку в Италию. Низенький, пухленький и флегматичный человек всех поразил — его восторг перед неведомой, загадочной, которую никто и не мечтал увидеть Италией вылился в неимоверное количество акварелей и рисунков. Невозможно было поверить, что всё это он написал за три месяца после поездки. На посетителей лился каскад восхищения и неземной красоты. А через неделю маленького человека на пороге его квартиры зарезал пьяный сосед, не получивший денег на бутылку…

Преподаватель истории искусств выпал на рыбалке из лодки, простудился и скоро умер. По нему мы долго не горевали — он был занудой, и получить четвёрку у него считалось чудом.

В своей мастерской, не перенеся похмелья, скончался преподаватель чеканки Рогов — балагур, франт и красавец. Как рыдали девочки всех курсов и больше всех легендарная красавица, внучка грузинской княжны, поражавшая провинциалов Задорска вязаными до земли платьями с вышитыми во всю спину бабочками, ведущая на старших курсах декоративно–прикладное искусство Танька Ронина.

Уже в Америке меня постигло известие о смерти молодого преподавателя живописи Антона Ашкина. Газету с eгoфотографией и некрологом прислала подруга. В тот день я спешила в галерею, сокращённое название которой американцы произносят как «Бивак». Очень символично — бивак, привал для художников, место успокоения. «Бивак» и галереей назвать трудно, это скорее Мекка для художников. «Бивак» проповедует демократические основы — плати деньги и выставляйся. Деньги причём смешные — всего пятьдесят долларов за участие в трёх экспозициях. К примеру, в галереях Сохо сдерут двести долларов за годовое членство, плюс ежемесячные взносы долларов по сто пятьдесят, и за участие в одной выставке пятьсот. Eсли хочешь пробиться и иметь возможность продавать работы, должен быть платежеспособен или иметь богатого папочку, который не откажется оплачивать творческие эксперименты дитяти. А в «бесплатные» галереи не пробиться — ты уже изначально должен иметь какую–то известность.

Может повезти, если галерейщик увидет в твоих работах потенциал и захочет взяться за раскрутку нового имени, но для этого твои работы должны быть суперкачественными, профессиональными или наоборот, концептуальными, то есть «чем хуже тем лучше».

Все художники, работающие между этими двумя полюсами, зависли между небом и землёй. Вот и кишит, тусуется масса творческого народа, мечется между мольбертом и обиванием порогов. В приличную галерею без портфолио не сунешься. А теперь технический прогресс пришёл на смену фотографиям и слайдам, и галерейщики требуют диски, которые по почте присылать нельзя, а нужно приносить лично в определённые часы. Вот и выставляются выпускники художественных колледжей где найдут возможность — в школах, барах, холлах гостиниц, в книжных магазинах.

«Бивак» — настоящее роскошество, драгоценная находка, информация о котором приплыла ко мне в очередное бдение под деревом на Вест Бродвее. Толстая тётка, отдуваясь, нацарапала для меня на клочке бумаги четыре заветные буквы — BWAC, Бруклинская ассоциация художников водного фронта.

«Бивак» расположен в бывших складах бывшего старинного порта, в районе Ред Хук, («Красный Крючок»), в прошлом криминального, кишащего бездомными, наркоманами и бандами. Здесь на каждом шагу заброшенные фабрики, дома с заколоченными окнами и заросшие бурьянами пустыри. Опасность грозит отовсюду, невесть как попавшему в этот район одинокому белому прохожему.

С тех пор как миллиардер ирландского происхождения выкупил эти гиблые земли и стал их застраивать, ситуация изменилась. Банды если и не пропали, то во всяком случае при свете дня на людей не нападают. Вычищаются, ремонтируются и сдаются в рент заколоченные прежде дома, кое у кого в огородах среди сорняков появились кусты роз, в кособоких избушках открылись кафе и антикварные магазины. Бывшие портовые склады этот же меценат подарил художникам, чем те поспешили воспользоваться, быстро создав комитет и устав художественного объединения.