Андрей Агафонов - Медные люди

— Сереженька, уйми своих, — почти ласково просит он.

«Антихрист» коротко свистит, и шайка отлетает от Данилы, уже лежащего. Ни слова не говоря, нападавшие уходят.

Настя спешит к лежащему. Склоняется над ним. Тот открывает глаза… и улыбается. Что–то говорит.

— Что? — переспрашивает Настя.

Губы разбитые, в пыли и в крови, лицо заплывает на глазах.

— Та–ня…

* * *

— Насчет факсов я лукавил, конечно. Они бы тоже не помешали, только в вашем, Настенька, случае все и так предельно ясно.

— Да? Как хорошо! А то вот я как раз ничего не понимаю.

— А вы поглядите…

Полоз бросает на стол старую фотографию. Настя смотрит.

Выпускной класс, очевидно. У парней длинные волосы, огромные воротнички, широкие короткие галстуки. Девочки в каких–то неимоверных кофтах.

Она узнает Данилу. Он весело улыбается, обнимая за плечи… ее, Настю. Только волосы у нее темные. И платьица такого она никогда не носила. И…

— Смотрите, — говорит она, тыча пальцем в торчащую за спинами выпускников вывеску, — здесь такой школы нет.

— Естественно, это же свердловская школа. Классическая парочка, школьные голубки: Даня и Таня. Поэтому вы их и не знали. Зато его вы знать должны, — бросает на стол еще одну фотографию.

Угрюмый парень, смутно похожий на Данилу.

— Костя… Костя Зайцев, — признает Настя. — Он погиб прошлым летом, и с ним еще какая–то девушка была…

Начинает понимать.

— Угу, — кивает Полоз. — Вы думаете, что анекдоты сочиняются какими–то специальными людьми, которые за это деньги получают. На самом деле большинство анекдотов — просто случаи из жизни. Типичные, да. Слишком типичные.

* * *

Охотничья избушка. Через открытую дверь видно, как Костя с чем–то возится во дворе — не то мангал устанавливает, не то баню топит. По хозяйству, в общем. Таня, в джинсах и короткой маечке, качается в кресле, рассматривает какой–то альбом. Качает ее Данила.

— Смотри, Данила, — говорит Таня, глядя на него поверх очков в тоненькой оправе, — и здесь то же самое место указано.

— Легенды и мифы… — хмыкает Данила.

— Как насчет Шлимана, умник?

— Сравнила…

— Костик! — кричит Таня. — Костик!

Костя появляется в дверях.

— Ты как думаешь, найдем мы сокровища Медной горы? — жеманно интересуется она.

— Конечно, — бурчит Костя.

— Ма–ла–дец! Не то что братец твой… — Таня потягивается в кресле, заложив руки за голову, — зануда…

Данила целует ее руки. Костя пятится во двор, не поднимая глаз.

* * *

— Родителей–то Костя хоронил, — рассказывает Полоз. — Даниле некогда было, он все учился. Ну, пришел тогда ко мне Константин за помощью, я помог…

— Бескорыстно, конечно, — вставляет Настя.

— Милая, ну куда ты суешься? — вспыхивает Полоз. — Ты знаешь, как эти люди живут? Ты понятия не имеешь! Сидишь там у себя в Москве и думаешь, что бедными все только притворяются. Прибедняются. А у нас тут в Березовском людишки золото добывают и по году без зарплаты сидят — это как? Денег нет — кошелек купить?.. В общем, взял я у него кое–что, да подсказал, где в следующий раз искать… Он и решил сдуру, что все теперь про гору знает. Но главного он не знал. И про гору, и вообще. Главное же — не где взять, а как унести.

* * *

— Хороша я, Костенька? — вертится Таня у зеркала. На ней старинное платье. Они в его избе. У распахнутого сундука. Костя молча кивает. Пропадает куда–то.

— Ты где? — пугается Таня, оглядываясь.

Костя вылезает из подвала с каким–то ларцом в руках.

— На–ка, померяй, — говорит он и протягивает ей ларец. Темно–зеленый. Большими пальцами открывает крышку, и нестерпимое сияние бьет оттуда.

— Костя… — шепчет пораженная Таня. — Это же…

— От матери осталось, — поясняет Костя, отворачиваясь. — Она не могла носить, говорила — уши рвет, шею тянет…

Усмехается. Странной, кривой усмешкой. Таня нерешительно протягивает руку и достает из шкатулки нитку бус…

* * *

— Никто не знает, что же тогда случилось в руднике. Может быть, Жабрей знает, да он не скажет.

Полоз закуривает. Следующую фразу произносит очень тихо:

— А про шкатулку… Настасья Егоровна… даже и Никита Прокопьич не знает… А Данила — знает…

* * *

— Таня! Костя! Татья–на!

Данила в горе. В заброшенном руднике. Темно, глухо, звуки гаснут тут же. Идти надо пригнувшись, почти ползком. Что–то шуршит под ногами, кто–то движется. Луч фонарика пляшет по камням, и странные отсветы от этих камней — будто Данила в брюхе огромной змеи, которая… тоже движется… навстречу ему…