Павел Мухортов - Повести и рассказы

Артисты быстренько сымпровизировали и довольно удачно марш клоунов–силачей. По залу волнами перекатился смех.

С преувеличенно хитрым выражением лица Сергей подмигнул Ольге и пригласил на танец. Подхвативший голубой вихрь мелодии понес их в такт общему колыхающемуся движению. Филин входив в роль следопыта.

— Оля, извини, раз ты, так сказать, ратуешь за такой тон, пожалуйста. Но еще один вопрос.

— Ты назойлив однако.

— У–у–у! Я думаю нет. Просто хотел узнать, где это Генка вас нашел?

Возможно вопрос привел ее в замешательство. Она промолчала, потом он переспросил, и она ответила что–то невразумительное. Сергей, конечно, смекнул, что новая знакомая, пожалуй, не скажет лишнего. Видимо, они затеяли тонкую и не совсем чистую игру. «Куда же исчез Генка?» — думал Филин, тем временем буйно расцвечивая годы учебы в школе и службы в армии, которые отличались многообразием и пестротой. Ольга поддерживала этот привольно–раскованный тон. Но странное дело: чем больше он говорил, тем чаще ловил себя на мысли, что об Ольге не узнал ровным счетом ничего, чистый ноль информации, тогда как она узнала о нем исключительно все.

У него вдруг возникло непреодолимое желание завести Ольгу в темный угол и там правдами и неправдами, угрозами или еще чем–нибудь, смотря по обстоятельствам, вырвать признание о странных звонках, о двойнике Лены, о том, кто ее послал, а главное — вытащить Генку из ужасного состояния.

— У тебя есть сигареты, мой детектив?

— Конечно, есть, — обрадовался Сергей, — пошли покурим?

В пустом фойе Филин вынул из начатой пачки «Космоса» сигарету и любезно протянул самой скромной девушке в мире. Она закурила и оглянулась.

— Ненавижу, когда курящей девушке читают морали.

— А я не люблю, когда темнят! — зло прошипел Филин и грубо толкнул Ольгу к стенке. — Или ты сию же минуту… — Филин дыхнул табаком и железно поставил точку. — Или тебе будет очень, как говорится, плохо! Считаю до трех… Время шло, уже два… Два с половиной…

«Три» Филин сказать не успел. Страшный удар в горло ребром ладони самой скромной девушки в мире привел его в шоковое состояние. В лицо вонзились хрупкие пальчики, еще минуту назад казавшиеся тонкими и такими нежными, что хотелось их пригубить, и, оставляя глубокие борозды от ногтей, соскользнули по щеке.

«У–у–у-х, ты…»

А самая скромная и загадочная девушка в мире поспешно растворилась в снежной пелене.

… — Серега! Кто тебя оприходовал? Где Оля?

— Старик, эта Оля и есть виновница звонков?

— Что ты, Серега? — еще больше изумился Генка. — Я шел на этот вечер в ужасном состоянии и решил развеяться. Случайно встретив их по дороге, предложил пойти со мной. Такие скромницы!

— Чайник! Чтоб я с тобой связался? У–у–у…, — Филин стучал кулаком по голове, обращая этот знак Геннадию: «Болван».

На отчаянный писк она оглянулась. У угла школы, взявшись за руки, лихая, не остывшая от снежной баталии пятерка разнузданных мальчишек подступала к конопатой девчонке. Еще секунда, и кольцо сомкнется. Светлана неторопливо заправила косичку под заячью шапку.

— Эй, сопляки! — уничтожающе звонко крикнула она. Ребята оторопели, изумленно разглядывая синюю курточку и красный полусапожки, отороченные сверху белым мехом. — Может и мет пощипаете?

Молчание и сопение. Воспользовавшись заминкой она подошла к конопатой, заботливо, как мама, взяла под руку, язвительно бросив пристыженным сверстникам: «Бабники!», и потянула за собой.

Они переглянулись, стало стыдно, что уступили девчонке, но никто, как видно, не собирался утверждать пошатнувшийся статус, пустив в ход только шуточку из набора мальчишеских подколок. Лучше отстать, чем задеть «психованную». Иначе завтра в классе она, не заботясь о последствиях, зафинтит пощечину или закатит грандиозный скандал, от которого впору под парту прятаться. Да и попробуй тронь — горя не оберешься — черт знает, кто за нее ввяжется.

Каждый из пятерки ждет слов другого, а две фигурки тем временем размахивая портфелями, притворно равнодушно, потому как хочется смеяться, смеяться и ликовать, выпадают из их поля зрения.

Самонадеянности и доброго нахальства с детства ей было занимать. Гораздо раньше одноклассниц убедившись в своей красоте, нисколько не стесняясь, а сознавая и демонстрируя это превосходство, Светлана, гордясь собой, запросто затыкала рот любому пацану, словом, умела постоять за себя.

Отец ее неблагоразумно баловал. Положение позволяло ему к началу занятий подвезти дочь к школе на машине, устроить громкое день рождения. Когда отец изменял матери, и это ей становилось известно, в доме от ругани трескался потолок, и Светлана эти минуты проводила в детской, дергая мочку уха, забравшись на кровать, и силилась понять, почему мама не поладит с папой. Но отлично знала, что если папа обидит ненароком, то мама вступится наперекор мужу, а если мама, то папа приласкает. И в душе снисходительно посмеивалась над ними.