Лестничный проем. Адская пустота. Парень стоял и иногда плевал в эту пустоту, вслушиваясь в слабенький звенящий шлепок, прилетавший снизу.
Потом он снова спустился, звякнул ключом в замке почтового ящика, вынул газеты. Перелистал их, наткнулся на письмо, как ни странно адресованное ему и, не глядя на фамилию отправителя, а лишь фиксируя, что оно из родного города, сунул в карман куртки и пошел к лифту. Седьмой этаж. Генка опять оперся локтями на лестничные перила. Далеко внизу сужался тот же лестничный проем…
Дверь открыл отец. Он был раздражен и опечален.
— А… Это ты, Геннадий? Не успел в дом прибыть, как напился! Жизнь, видишь ли, обломала?!
— Я не пил! — нагрубил Генка.
— Лжете, гвардии курсант Ткачук! Категоричность тона исключала всякие возражения, но Генка воспротивился: — Уже не курсант!
Отец закрывал собой узкий проход коридора. Геннадий отчужденно привалился к стене, с изумлением наблюдая за выражением лица отца. Вот он нахмурился, сетка морщин избороздила его широкий, смуглый лоб, скривились и крепко сжались губы, как в киноленте бегут кадры, отражаясь на экране, так и мысли, сменяя друг друга, отображаются на лице отца. В прижмуренных глазах мелькает гнев.
— Это не снимает с тебя ответственности. Ты не должен ронять свою честь, и будь ты военным, будь гражданским, не марай фамилию!
— Я устал, отец. Понимаешь, устал!
— Юра, не кричи, — подала ворчливый голос мама. Она вышла, вытирая полотенцем руки, и, повернувшись к сыну, уже ласково спросила: — Геночка, что тебе сготовить?
— Ничего не надо! Я сыт.
— Творожник со сметаной будешь?
— Нет. Захочу, сам найду, что поесть.
Отец укоризненно показал головой.
— Света, ты наверно до тридцати лет будешь за ним на цырлях бегать, хлюпика растить! Видишь, он уже нюни распустил!
— Я не хлюпик! — взвился Генка.
— И до тридцати, и до сорока, пока жива буду, — мягко улыбнулась мама и погладила Генку по голове. — Мама есть мама.
— Вот так всегда, — взмахнув руками, закричал глава дома. Вместо того, чтобы осудить, ты потакаешь ему! Сегодня он напился, а завтра что? Посмотрела бы сестра на него. Вот объект для воспитания.
Генка протянул опешившему отцу почту, молча разделся, но ботинки не снял и также молча удалился в комнату. В полумраке, не включая торшера, он завалился на кровать. Где–то жалобно пела скрипка. Звуки ее нагнали тоску. Геннадий лежал почти в забытье: с устремленными на трещину в потолке глазами, из которой, казалось, в комнату скользким ужом вползает шипящее «Что делать?»
Тренькающий звук телефона потеребил его слух. Тело прошило током. «А ведь я ждал звонка», — почему–то вздрогнув, подумал Генка и одним махом привел тело в вертикальное положение. Гремя ботинками, он кинулся в коридор к маленькому полированному столику, где разместилось чудо НТР, как будто звонок предназначался именно ему.
— Слушаю вас, — он чуть было не отдал в строго уставной форме рапорт дневального: «Дневальный по… роте, курсант Ткачук… но вовремя опомнился.
— Это ты, Гена? — спросил девичий голос на фоне легкого смеха. Этот голос и смех насторожили его. То ли почудилось, то ли в самом деле, но Генка решил, что этот голос принадлежит очень близкому человеку, которого он отлично знает или знал и в котором не мог ошибиться. Но кому?
— Да. А кто меня спрашивает?
— Как, ты не узнаешь?
— Честно говоря, нет.
— Это Лена…
Девушка опять смеялась, а Генка мгновенно почувствовал, как лоб покрылся испариной, а ноги потеряли опору. Он отчетливо слышал Лену, ее голос с интонациями, присущими только ей одной, ее смех, который невозможно было спутать с тысячью других, он–то больше всего и ошеломил. «Звонок из преисподней». Генка чуть было не упал, если бы не стоявший позади шифоньер, на который он оперся.
Ткачук не верил в мистику, но цепь случайностей: удар ножом, возвращение, Филин и Ирка, воспоминание о самоубийстве Лены и даже магнитофонная лента, с которой говорила мертвая любовь, заставляли искать сверхъестественное.
«Послышалось? Или странное совпадение?» — вспышкой ударила мысль и, еще рассчитывая на ошибку, Генка с трудом выдавил:
— Какая… Лена?
— Да что с тобой? Ты не помнишь?
Генка еще не успел проанализировать всего, но понял теперь единственное свое желание, чтобы голос не исчез, не растворился, не пропал, как видение.
— Ну–у–у… Как не помню… Помню!
— Вот видишь.
— А где ты сейчас? — осторожно спросил Генка, пытаясь прийти в себя и собраться с мыслями.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу