Павел Мухортов - Повести и рассказы

— Слушай, говори здесь. Не стесняйся. Деньги что ли понадобились? («При чем тут деньги? Он же сказал ясно, важно для меня. Олух»).

Лева вздрогнул. Напоминание о задолженности и безудержном мотовстве повергло его в уныние. Нахмурившись, он замялся, шаркнул ботинками.

— Ну, если шутишь, — Люлин широко и просительно улыбнулся и развел руками. — Тогда пошли.

— Куда вы? — осведомилась Анжела. После танца она была в возбуждении, мила, разом посвежела.

— Извините, мы вам покинем на секунду, — сказал Лева, а Люлин незаметно кивнул тем временем Лескову.

Они вышли из ресторана. В ожидании Люлин прислонился к дереву, захлопал по карманам. Из окон напротив струился яркий свет.

— У меня болгарские, — Лева протянул пачку. — Уважаешь?

— Слабенький табачишко. Ладно, шут с ним, — ответил Люлин, проклиная эту ненужную сейчас деликатность. Сморщился, потер лоб, неловко спросил: — Так что стряслось?

Лева мешкал. Никогда он не осмеливался начинать, искал зацепку, нуждался в одобрении. Такая слабость водилась за ним. Виновато Лева посмотрел под ноги и сунул руки в карманы брюк. И Люлин, обеспокоенный его готовностью к чему–то, подумал, что Лева намерен сказать нечто новое, серьезное, важное, чего он, Люлин, не может даже предполагать. Но Лева колебался.

— Тебе б, Костя, в театр пантомимы…

Медленно они раскуривали сигареты. Пшеничные левины усы, глаза, нехарактерно для него замершие, заслонялись дымком, в ни неотчетливо проступали робость и возбуждение.

— Ну что же ты? — упрекнул его Люлин. Он нервничал и сверлил Леву подозрительным взглядом. — Будешь рожать? или выкладывай, или расходимся. Чего стоять бестолку, я еще вино не допил?

— Хорошо, хорошо, — заторопился Лева и посмотрел заискивающе, закачался на пятках. — Побожись, все останется между нами.

— Ты водки перебрал что ли? Какой божись? С чего? Хватит голову морочить. Ты еще ничего не сказал, а жмешься и трусишь! Меня ты знаешь, я умолчу если что про тебя, но не тяни ради боги за душу и не дрейфь.

— С чего ты взял, что я боюсь? Я никого не боюсь, — на выдохе хвастливо выпалил Лева и запнулся, затянулся глубоко и бросил окурок в урну, но промахнулся, и дымящаяся сигарета, описывая дугу, брызгая искрами, покатилась по асфальту. — Я ведь тоже виноват. Перед тобой, перед ребятами.

— Брось, Костя, — Люлин заботливо стряхнул с пиджака толстяка невидимую пыль. — Никто из нас наперед не знает, как поведет себя…

— Я — укрыватель, — перебил его Лева.

— В смысле?

— В прямом, — Лева помедлил и вдруг очень просто и буднично продолжил, — что среди нас вор! А я молчу, я негодяй.

— Вор?! — воскликнул Люлин, пошатнувшись. — Бог с тобой, Костя. Тебе не померещилось? Почему ты мне говоришь об этом?

— Ты упертый. И до конца доведешь. А я… боюсь.

— Кто он?

— Один человек.

— Я понимаю, не дьявол. Кто именно?

— Я же говорю, один человек…

— Гусаров? Костя, это Гусаров? Ну, что ты молчишь?

— В казарме человек, что шило в мешке, — Лева уже не смотрел умоляюще, облегченно вздыхал, улыбался, — и всегда найдется третий, который проникнет в тайну двоих.

— Клоун ты усатый, доброе сердце. Я не виню тебя. Разве ты укрыватель? Если б это был не Гусаров, бог с ним. У того парня б небось случайно получилось, не умышленно. И он, глупыш, тысячу раз уже бы покаялся. Но таких, как Гусаров, нет, наверное. И кто он. Он!

Из темноты со ступенек коротко свистнули. Показался Лесков.

— Я хотел в розыск подавать. Что мы затеяли?

Из распахнутого окна доносились смех и музыка, ветер слабым дуновением пошевелил тюль. У окна маячил Гусаров, веселый, хмельной, размахивал руками, что–то рассказывал Люсе, Люлин, взволнованный, пропустил вопрос друга мимо ушей, молча курил, щурился от дымка, с суровым интересом следил за Гусаровым. И еще один день, забытый, затертый, упрятанный в памяти, выплывал из тупичка. Ладонью провел по вспотевшей шее, замотал неожиданно для самого себя головой, стараясь стряхнуть, отогнать полузабытое, темное, надвигающееся.

…Однажды в роте поймали вора: высокого, лысоватого парня — раз в месяц по собственной воле он сбривал пробивающийся ежик волос, — с овальными, будто вечно удивленными глазами. Тогда у ребят периодически пропадали деньги. Незначительные суммы. Но кражи порядком всем надоели и вызывали невыплеснутую ярость. И вдруг вор пойман с поличным. На мелочи, как обычно, на палке копченой колбасы и пачке репродукций картин абстракционистов. Сговорившись, курсанты решили среди ночи разобраться с Лысым.