Михаил Однобибл - Очередь

Когда же он летел вверх под окна третьего этажа, он рисковал попасть на глаза знакомым, враждебно настроенным служащим. Главную опасность представляла Рая-архивщица, похоронившая учетчика в подвале. Он мог лишь надеяться, что ее не привлечет пышное чествование, что она не увидит его в окно и не скомандует вернуть беглеца под землю. Шофер и Зоя-пекарка волновали меньше: вряд ли они узнАют в учетчике учетчика, преображенного подвалом до неузнаваемости со времени встреч с ними. К счастью, в окнах учреждения мелькали только незнакомые служащие. Они без интереса глядели мимо учетчика. В здании одна соискательница Тася далеко вытягивала тонкие руки из форточки первого этажа и слала учетчику воздушные поцелуи. А сидящие на ветках деревьев уличные наблюдатели, те, что ночью с луной заглядывают в окна темных кабинетов, подбрасывали в воздух шапки. Правда, кричать «ура» они отваживались шепотом.

Когда учетчика поставили на ноги, у него качались перед глазами освещенные окна и приветливые лица. Чтобы учетчик чувствовал себя увереннее, старик-сверщик дружески обнял его и предложил покровительство первого подъезда. Он объяснил, что так бывает: не врос в одну очередь – врастешь в другую. Иногда разумнее заново начать городскую жизнь с нового номера. На втором подъезде свет клином не сошелся, пусть там находится хваленый 19 отдел кадров во главе с Зоей Движковой. Кстати, ее персональный интерес к учетчику штука обоюдоострая: может выйти для него и триумфом, и крахом. Первый подъезд предпочтительнее для новой жизни уже тем, что ему учетчик принес пользу, еще не успев занять очередь. Инспектор 1 отдела кадров противилась его посещению, он уловил протест, не пошел в гости, чем предотвратил разлад между кадровиками, в будущем учетчику это зачтется. Сверщик доверительно шепнул, что в 1 отделе все решает женщина-инспектор, а вовсе не замухрышка начальник, как бы он ни пыжился. В водопроводе он разбирается лучше, чем в тончайших кружевах кадровой работы. Что касается очередников первого подъезда, для них честь заполучить в товарищи такого несгибаемого стояльца, как учетчик. Правда, несмотря на все заслуги, ему придется встать в очередь, конечно же, крайним, иначе нарушится основополагающий принцип очереди. А учетчик за него пострадал и его незыблемость своим последним благородным поступком подтвердил.

При последних словах сверщика первоподъездники с облегчением рассмеялись. Как ни велико было их дружелюбие и восхищение, может, они до утра готовы были чествовать учетчика, однако никто не хотел пускать в очередь перед собой лишнего человека. Учетчик не забыл, как смертельно рискованно объяснять городским, что не нуждаешься в очередях. Он вежливо поблагодарил за предоставленную возможность, сказав, что воспользуется ей несколько позже. Сейчас же ему необходимо придти в себя, развеяться от подвальной тьмы и узости, размять затекшие мышцы, надышаться чистого воздуха, напиться воды из щедрых уличных колонок. Не мешает и на звезды взглянуть, в общем, побаловаться тем, чего он был лишен в подвале и что доступно любому уличнику в часы между перекличками. Уличники это мало ценят, поскольку у них еще впереди подвальные скученность, жажда, мрак. Когда учетчик это сказал, первоподъездники посерьезнели и съежились. Видно, он попал в точку тайных страхов перед неотлучным стоянием, на словах они жаждали скорейшего продвижения в очереди, а в душе трепетали.

Старик-сверщик щелкнул замком истертого портфеля, погрузил в него руку и из-под пухлых, залосненных развертыванием и скручиванием свитков очереди извлек 2 копейки. Медь была в грязи и патине. Вместе с монетой старик вручил учетчику номер телефона 1 отдела кадров, нацарапал огрызком карандаша на клочке газетного поля.

«Эта монетка самое ценное из моих личных сбережений, – растроганно сказал старик. – Скоро я передам портфель сверщика одному из следомстоящих и шагну в подъезд. А там, сам знаешь, телефонных будок нет. Разумеется, я бы еще успел сделать звонок служащим. Но дарю эту возможность тебе, чтобы ты не думал, будто за твою жертву мы не способны отблагодарить ничем существеннее похвал и качания». – «Существеннее? – спросил учетчик, удивление вырвалось раньше, чем он успел сдержаться. – Вы называете существенной возможность побыть пустотой для невидимого собеседника? Как я понимаю, все звонящие соискатели тратят монеты исключительно на молчание. Может, кто-то что-то и говорит на том конце провода, но на этом я не слышал ни одного членораздельного слова!» – «А чего тут можно сказать? – удивился в ответ старик. – Ведь мы звоним людям, которые нас в глаза не видели, ничего про нас не знают и ничуть не интересуются нами, пока мы не отстоим очередь и не попадем к ним на прием. А это перспектива дальняя и ненадежная. Даже выстояв очередь, не сгинув в ее извивах и ловушках, соискатель может пробиваться на работу через другой отдел кадров, не тот, куда звонил из таксофона. Такие перемены происходят и независимо от нашей воли, ведь в каждом подъезде учреждения одновременно ведут прием несколько отделов, любой из них может без объяснения причин надолго закрыться, и так же вдруг, без предупреждения, открываются и возобновляют прием отделы, прежде запертые, казалось, навсегда. И вот тогда, если цель стояния по ходу движения от хвоста к голове очереди поменялась, звонок, сделанный в давнем прошлом, еще с улицы, окончательно теряет смысл». – «По-моему, в нем изначально нет смысла, – возразил учетчик. – Это озорство и забавным не назовешь. Что за дикая прихоть звонить по служебному телефону незнакомого человека, не сделавшего тебе ничего дурного, и изводить его молчанием. Хорошо, если служащий спишет немоту на ошибку номером или технические неполадки, а не задумается о постороннем, не встревожится и не потеряет на весь день рабочий настрой». Сверщик развел руками: «Что делать! Есть изъяны в единственно доступном нам способе хоть как-то повлиять на кадровиков, заронить в них смутное предчувствие о возможной встрече в будущем. Но я бы никому не советовал пренебрегать таким шансом. Телефонное молчание – огромная сила при умелом применении в удачный момент, когда служащий находится в подходящем расположении духа, чтобы в разверзшейся на другом конце провода тишине услышать не баловство, а тайный зов грядущего, к которому нельзя отнестись легкомысленно. Тут на несколько секунд между молчащим и слушающим наводится мост, незримый для всех, кроме звонящего, для него он ярче радуги. В такой момент, когда от счастья распирает грудь, опаснее всего не удержаться и чего-нибудь брякнуть в трубку. Ведь впоследствии, на собеседовании с соискателем, голос может вспомниться, а кадровики ох как не любят, когда на них пытаются влиять в надежде предопределить их решение. Решения они любят принимать самостоятельно. Конечно, случаются в очереди растяпы, которые тратят драгоценную монету на звонок в такой момент, когда трубку телефона снимает даже не тот, с кем хотят установить молчание, не зрелый служащий, а какой-нибудь мальчик на побегушках, или дряхлый отставник, или вовсе посторонний, на минуту заглянувший в чужой отдел за солью или мелкой справкой. Вот такие звонки действительно только вредят, они досадные помехи в эфире содержательного молчания. У таких пустозвонов, будь моя воля, я бы отнимал монеты и давал тем, кто знает вкус и толк в искусстве немого звонка. Впрочем, твое положение, если решишь звонить по номеру, что я тебе дал, наиудобнейшее: из телефонной будки видны окна 1 отдела. Там все решает, как я уже говорил, женщина-инспектор. У нее привычка бродить по кабинету, она часто подходит к окну, изучая мелкий или неразборчивый документ. И, когда по ее лицу ты увидишь, что наступил подходящий момент, что женщина смягчилась и предалась мечтам, тогда не мешкай, звони!» – «Бедная женщина! Сколько уже соискателей рассматривали ее до дыр, чтобы через них читать в ее душе, как в открытой книге». – «Сказано грубовато, у нас не принято так выражаться о служащих, но суть уловлена верно. Тебе придется узнать все, что сможешь, всеми допустимыми способами о всех сотрудниках отдела, через который решишь трудоустраиваться. Можешь подглядывать, подслушивать, выведывать, выменивать сведения у головы очереди, если есть на что, украдкой поднимать за кадровиками старые билеты, квитанции, записки, которые они теряют на ходу или за ненадобностью выбрасывают из карманов и сумок, пока бегут со службы или на службу. Но это все тайные тихие поиски за спиной, по ходу их ты ни в коем случае не должен привлечь к себе внимание тех, кем интересуешься. А единственную возможность потревожить высокопоставленных избранников и хоть как-то намекнуть о своих планах дарят соискателю вот эти 2 грамма меди. Кроме того, звонок дает тебе шанс насолить Тасе. Давно пора вбить клин между инспекторшей и ушлой девкой. Она засела в кадровой приемной, как собака на сене, сама не может трудоустроиться и другим не дает. В некотором смысле немой звонок подобен игре в покер, для выигрыша своя выгода бывает не так важна, как урон, нанесенный противнику». – «Я понял! – устало сказал учетчик и опустил монету в карман. – Если в очереди есть разговор на неисчерпаемую тему, то он о телефонном молчании. Раз так, мы его неминуемо продолжим. А пока я пойду».