Михаил Однобибл - Очередь

«Служащая до сих пор меня ищет?» – спросил учетчик. «Точно мы не знаем. Но у очереди больше о тебе не спрашивала. И в тот вечер ее интерес ограничился несколькими шагами в твою сторону, после чего Движкова опомнилась и ушла в свой кабинет». – «А когда она ушла, что мешало выставить меня из подвала обратно?» – вздохнул учетчик, он с грустью смотрел на затихающую грозу, так ясно все было за окном по сравнению с удушливым нагромождением непривычной и непонятной жизни вокруг. И терпеливо, как малому ребенку или капризному больному, санитарка объяснила: «Очередь и помешала. Когда ты только проник в подъезд, достаточно было приотворить дверь, чтобы вернуть тебя на крыльцо. Вытолкнуть обратно из подвала гораздо сложнее. Тут самое гиблое, непроходимое место – горловина подвальной очереди. На ступеньках лестнички, ведущей из подъезда в подвал, встречаются два потока очереди, один течет вниз, другой – вверх. Стоящие в них находятся в порядке очереди на громадном расстоянии друг от друга: одни еще только спускаются с улицы в подвал, а другие, счастливцы, уже поднимаются из подвала в заветные кабинеты кадровой службы. Одних мучает соблазн прыгнуть в голову очереди, а других – страх за свое место и стремление не допустить вторжения. Еще на подступах к подвальной двери очередь начинает напирать и уплотняться. Каждый следомстоящий дышит в затылок переднему соседу и ревниво следит за тем, чтобы никто не вклинился между ними. А уж на подвальной лестничке между встречными потоками и мышь не проскочит». – «Короче говоря, – раздраженно перебил Риму учетчик, – ни одна живая душа из спустившихся в подвал не в силах покинуть его раньше времени, только в порядке общей очереди?» – «Конечно!» – «А я знаю, кто не раз выходил мимо очереди на улицу. Причем это довольно хрупкое создание, но вид у него после таких хождений из-под земли на землю и обратно не помятый и растерзанный, а бодрый и цветущий». – «Но кто же это? Кто?» – изумленно спрашивала Рима. «Ты!» – «Я», – растерянно повторила девушка и вдруг звонко рассмеялась. Ближние подвальщики обернулись и хмуро посмотрели на них. Минуту Рима боролась с душившими ее приступами смеха. Когда она заговорила вновь, в ее голосе слышалось изумление: «Все время, пока я тебя навещала, ты думал про меня такое и держал в себе с риском, что эта мысль выжжет тебе нутро? Такого нелюдима в нашей очереди еще не стояло: догадался, что я бываю на улице, и до сих пор не спросил, как я туда попадаю. Что ж, покажу тебе дверь, день и ночь открытую персонально для меня. Кстати, пора посмотреть, что натворил во дворе ливень».

Рима увлекла учетчика под стену подвала. Скользящим гибким движением она вывернулась из кофточки, спустила тяжелую юбку, переступила через нее и осталась в тонком линялом трико. Оно подчеркивало необычайную худобу девушки. Рима разулась и стала медленно, сосредоточенно ходить по кругу. Ее головка отрешенно поникла на детски худую грудь, руки повисли плетьми. Подвальщики, ушедшие было после грозы из-под окон, стали возвращаться. Они, видимо, знали, что последует за этими приготовлениями. На лицах было написано предвкушение зрелища, одна старуха облизнулась. Не делая заминки в медленном кружении, так что нельзя было уловить момент, когда она решилась, Рима вдруг взлетела на приставленную к стене лесенку и, вытянув над головой руки, нырнула в проем. Это удалось ей не сразу, несколько томительных секунд она волнообразными движениями проталкивала змеиное тельце изнутри наружу здания. Но вот окно вновь засветлело пустотой, зрители перевели дух, словно сами проделали невероятный трюк, еще через секунду девушка заглянула в подвал уже снаружи и задыхающимся голоском весело приказала: «Подай мне одежду».

Учетчик поспешно собрал снятые перед нырком вещи, поднялся по лестнице, передал их в окно и сам приник к проему. Протиснуться в него было немыслимо, холодный шершавый бетон жал виски, царапал уши. Плечи вовсе не помещались. Рима, пока одевалась, снисходительно наблюдала за его попытками. Она дала ему помучиться и сказала: «Послушай доброго совета: не пытайся повторить мой ход. Уже была масса охотников пронырнуть стену, то головой вперед, то ногами, то из подвала во двор, то, еще чаще, со двора в подвал по течению очереди. Но кончалось все печально и нелепо. Либо горе-ныряльщик сознавал свое бессилие и сам отступался, либо застревал в окне так, что его с трудом вызволяли, сдирая с одеждой кожу. Говорят, с тех пор как в здании стоит очередь, за все двадцать пять лет, мне одной удалось пронырнуть проем. Но и я всегда делаю это как в последний раз. Сто нырков не дают уверенности, что удастся сто первый». – «Но еще до самого первого сумела же ты как-то добиться такой неимоверной, выдающейся худобы», – завистливо сказал учетчик. Рима сделала пренебрежительный жест: «Ничего я не добивалась, все само вышло. Если тебе интересно, после расскажу. А сейчас мне пора проверить решетки ливневой канализации. Когда на них скапливается сор, во дворе после дождя стоят огромные лужи. И лучше не ждать, пока справедливые нарекания служащих вынудят дворничиху саму разгонять воду». – «О чем ты волнуешься! – в отчаянии воскликнул учетчик. – Твой удивительный талант дает тебе связь между двумя огромными частями очереди, иглу, сшивающую двор и подвал. Тут даже на самый поверхностный взгляд открываются такие перспективы, что дух захватывает. А ты беспокоишься о мелкой дворницкой работе, вместо того чтобы саму мысль о подобной чепухе утопить в луже прошедшего дождя».