Вильям Козлов - Чёрные ангелы в белых одеждах

Вадим дипломатично промолчал. На автобусной остановке они сели на четырнадцатый автобус и доехали до Садовой, а оттуда пешком прошли по влажному Невскому до Аничкова моста. Прохожие с пасмурными, как и погода, мокрыми лицами двумя потоками неспешно текли по тротуарам от Дворцовой площади до Московского вокзала. Или наоборот? Ни один проспект в Ленинграде так не многолюден, как Невский. Что привлекает сюда людей: красивые дворцы, архитектурные ансамбли, памятники или зеркальные витрины магазинов?

— Она не особенно и уговаривала меня остаться, — думая о своем, говорила Лина, — У нее Спиридонов — свет в окошке. Посмотрел бы ты как она заглядывает ему в рот! Ты знаешь, о чем я жалею? Что ты не дал ему в морду… Мне хотелось бы посмотреть на его наглую разбитую рожу!

— Какая ты кровожадная, — улыбнулся Вадим.

— Я не нужна им, она даже адрес не попросила… — Лина неожиданно остановилась и, не обращая внимания на обтекающих их с обеих сторон прохожих, схватила его за рукав и гневно заговорила:

— Почему живут на свете такие подлые люди, Вадим? Откуда они берутся? Может, потому что Бога забыли?

— Вернее, Бог их забыл, — вставил Вадим. Он осторожно высвободился и взял ее под руку, — Церковь исстари заботилась о нравственности верующих, а после семнадцатого все это было разрушено, сметено и вместо гуманной общечеловеческой нравственности придумали человеконенавистническую коммунистическую мораль. В России стали хозяевами черные люди, поклоняющиеся Сатане.

— Черные… — задумчиво произнесла она, — Значит, есть и Белые!

— Я по лицам, глазам различаю Черных и Белых людей, — сказал Вадим.

— А Красные есть?

— Красные? Не знаю…

— Красные — это те, кто убили твоих родителей, — продолжала она. — Красные люди — это убийцы, палачи! — Она взглянула на Вадима. — Научи меня, как отличать Белых от Черных и Красных?

— Белые люди творят на земле Добро, их охраняют Ангелы-хранители, а Черные служат Дьяволу. Их охраняют черти, другая Нечистая сила. У Белых над головой аура…

— Аура… — повторила она. — Красивое слово.

— Но ауру — сияние вокруг головы — видят очень немногие люди.

— А ты видишь?

— Я чувствую, — ответил он, — Мне трудно это объяснить, но я точно знаю: кто Черный человек, а кто — Белый.

— А я какая?

— Ты — прелесть, — улыбнулся он.

— Отвечай на мой вопрос, — потребовала она.

— Конечно, Белая, — убежденно произнес он, — Даже не Белая, а Золотая Аэлита.

— Опять свою Аэлиту вспомнил… — вздохнула она.

Они остановились, перейдя Аничков мост. Вадим кивнул на роскошный дворец с несколькими вывесками под стеклом у дверей:

— Вот он.

— Этот? — не поверила Лина. — Здесь жили твои предки? Как их фамилия?

— Как и моя: Белосельские-Белозерские.

— Они были буржуи?

— Они были крупные государственные деятели России, князья, — спокойно поправил Вадим.

— Никогда не слышала про таких!

— Нам всем с детства внушали, что все старое — дерьмо, а все нынешнее — самое лучшее, передовое, самое великое… У нас, Лина, украли историю и подменили ее лживым «Кратким курсом» да биографиями Сталина и Ленина. Чьими именами названы улицы Петербурга? Именами цареубийц, террористов, палачей русского народа…

— Ты говоришь так, как передают по радио оттуда, из-за границы, — заметила девушка. — Спиридонов иногда ловил эти… голоса. Их глушат. Но ведь это наши враги?

— Думаешь, там за границей враги? — глядя на дворец, сказал Вадим, — А мне сдается, что они тут, рядом с нами: подслушивают, заглядывают в замочную скважину, копаются в наших родословных, подшивают в папки доносы Черных людей… Но они — исполнители, мелочь, а самые главные враги — это те, кого мы не видим, кто сидит в кабинетах, окружив себя охраной, кто отдает человеконенавистнические приказы и живет так, как не жили цари и князья в старой России… За что расстреляли моего отца? Он много сделал для Родины, воевал с фашистами, награжден, а мать? Она занималась в институте литературой, классикой. Почему ее в тюрьме довели до самоубийства? Дедушка мне рассказал, что следователи-палачи заставляли ее под пытками оговорить папу… Я десять лет был сыном врагов народа, а теперь и отца и мать реабилитировали, но мне от этого разве легче?

— Ты один и я одна… при живых родителях. У родного отца другая семья, дети, а мать… ну ты сам все знаешь… — Она снова перевела взгляд на дворец, — Давай зайдем туда, походим по залам?

— Не пустят…