Его поздравляли, говорили, что противник был серьезный, но побледневший Вадим молчал. Когда ему расшнуровали перчатки, он взвесил их в руке и протянул Ванагу:
— Это был мой последний бой, — негромко проговорил он.
— Не дури, — попробовал урезонить Эрнст. — Ты победил чисто. Вышел в финал.
— Он очухался?
— Это бокс, Вадим! — строго сказал Ванаг, — Чего разнюнился? Все боксеры мечтают иметь такой удар, который вдруг прорезался у тебя. Поедешь в Калининград на республиканские соревнования…
— Извини, Эрнст, — сказал Вадим. Мне нужно идти.
— Ты сегодня был лучшим, произнес обычно скупой на похвалы тренер.
— Но я не чувствую радости, — уронил Вадим.
Он вышел на еще освещенную закатным солнцем площадь Ленина — Дворец спорта был рядом — и побрел к Чистой, над которой поднимался легкий сиреневый туман. По мосту проносились автомашины, железобетонная громадина гудела, под ней в темной воде мельтешили желтые блики, над окутанными, будто зеленой дымкой парковыми деревьями, с криками кружились грачи. На ночь устраиваются. Вадим присел на низкую скамейку под тополем, на такой же скамейке неподалеку обнималась парочка. Он смотрел на двигающуюся в сторону Крепости воду, здесь течение бурлило, вспенивались гребешки и думал о том, что вот он стал сильным, может любому дать сдачи, но почему не чувствует удовлетворения? А удачный бой оставил горький осадок в душе? Конечно, хорошо, что он сдержал данное себе слово после драки с Костей Мостом — научиться постоять за себя, но разве это главное в жизни? Как ни странно, но применить свою приобретенную на ринге ловкость и силу ему еще ни разу в повседневной жизни не довелось. Или хулиганье нутром хуже тех, кто может дать им сдачи и не задирается, или просто он. Вадим, стал спокойнее и увереннее от сознания собственной силы? Как бы там ни было, он и не стал бы применять в драке боксерские приемы — это им тренер внушал с первого занятия — разве что в защите, не позволил бы себя ударить и нанести какую-либо травму. Уж в этом-то он был уверен. Реакция у него отличная. Нет, он не жалел, что стал боксером-перворазрядником, Эрнст толковал, что уже в этом году можно стать и мастером спорта, если он победит на республиканских соревнованиях, но сегодня Вадим отчетливо понял, что карьера боксера — это не его удел. Было что-то противоестественное в нанесении жестоких ударов по человеку, который вовсе и не является твоим врагом, а удары по голове? Разве он сам не мучился головными болями после боев? Сотрясение мозга — это не редкость у боксеров.
За драку на улице с гораздо меньшими последствиями для здоровья, могут забрать в милицию и даже осудить, а за нанесение жесточайшей травмы на ринге — громкие аплодисменты и лавровый венок…
Но и добившись самого престижного титула чемпиона мира, боксеры не были счастливы. Один из реальных претендентов на звание чемпиона мира среди тяжеловесов Эдди Мачен после головных травм стал психически ненормальным и выбросился из окна отеля. Запомнилось Вадиму интервью в «Советском спорте» чемпиона Южной Америки чилийца А.Санчеса, который заявил журналистам, что врачи его предупредили, мол, еще пара боев на ринге и он на всю жизнь останется инвалидом, в этом же «Советском спорте» было написано, что на рингах мира зарегистрировано 600 случаев смерти боксеров.
В год, когда Вадим твердо решил бросить бокс, в мире всходила звезда боксера Кассиуса Клея. Эрнст Ванаг говорил, что быстрый, как пантера, негр станет чемпионом мира, а пока среди тяжеловесов чемпионом мира был Сонни Листон. Газеты писали, что в 1964 году состоится матч века: на ринге встретятся Клей и Листон. Но Кассиус Клей был в разряде полутяжеловесов, наверное, ему придется набирать вес, чтобы сразиться с Листоном…
Нет, не страх быть покалеченным — советский любительский бокс гуманнее профессионального — подвел Вадима к черте разрыва с боксом, а отвращение к бессмысленной драке. Бокс — это тоже драка, только узаконенная и на потеху зрителям. Не мог Вадим ненавидеть своих противников. Сегодня ему было жалко «колобка»…
Обо всем этом думал Вадим, глядя на мутноватые воды Чистой. Было начало девятого, а они с Раей договорились встретиться в райпотребсоюзе ровно в девять: Рая опять дежурила. В своих чувствах к ней Вадим не мог разобраться: но скорее всего, это не была любовь. Случалось, что, возвращаясь от нее, он испытывал едва ли не отвращение. Этот черный диван, дешевое вино… Заползала в голову мысль, что нужно прекращать отношения… Но проходило несколько дней и его снова неудержимо тянуло к молодой женщине. Точнее, к ее телу. Разговаривали они в кабинете Петухова мало. Вот и сейчас на берегу Чистой он считает минуты до встречи. Он не сказал Рае, что выступает в соревнованиях, впрочем, она не увлекалась боксом да и никаким другим видом спорта, а хоккей ее раздражал. Говорила, что люди просто с ума сошли: носятся по льду роботы-хоккеисты, между ними вертятся бурундучок-судья, а зрители обалдевают и вопят на весь мир… Что-то в этом было. Вадим тоже не понимал повального увлечения советскими людьми хоккеем. Рая любила кино и не пропускала ни одного фильма. Даже самый дрянной досматривала до конца, когда зал на глазах пустел. В те годы столько плохих, фальшивых фильмов выходило на экраны, что каждый мало-мальски удачный фильм вызывал в городе всеобщий интерес. Уж в который раз демонстрировали «Летят журавли» и «Сорок первый» с участием И.Извицкой и О.Стриженова. Хорошие фильмы, ничего не скажешь, но нельзя же их по несколько раз смотреть? А Рая смотрела и Вадима таскала с собой в кинотеатры. Заграничные ему нравились больше. Удивлял только подбор: как правило, советским людям показывали пороки и язвы капиталистического строя, забастовки рабочих, нищету и преступность. Эта тенденциозность раздражала, тем более, что сообщалось о великолепных фильмах, завоевавших на всемирных фестивалях награды. Сообщалось, но картины не показывали. Помнится, у них разгорелся спор, права ли была героиня фильма «Сорок первый» застрелившая белогвардейского офицера, которого полюбила? Вадим осуждал ее, а Рая горячо возражала, мол, любовь любовью, а долг перед Родиной прежде всего.
Читать дальше