Вильям Козлов - Чёрные ангелы в белых одеждах

— Галя Брежнева летела нашим рейсом Москва-Симферополь с компанией мужчин. Они заняли весь отсек у кабины пилотов и пьянствовали весь рейс. Вокруг нее увивался черноволосый красавчик с завитыми кудрями, с золотой цепью на шее и с бриллиантовыми перстнями на пальцах. А эта уродина Галя лакала коньяк и шампанское, как лошадь. Кстати, кудрявый красавчик дал мне свой московский телефон и просил «звякнуть».

— Ну и… звякнула?

— Я тут же выбросила бумажку, мне такие сладкие типчики не нравятся. И вообще, мой дорогой, я не заводила в самолетах романов… Ты мне веришь?

— Конечно, — ответил он. Лина никогда не была падкой на знаменитостей и всесильных начальников. Больше того, у ней к ним всегда было полупрезрительное отношение. «А Том Блондин?» — мелькнуло в голове. Бард Том Блондин очаровал Лину не тем, что он звезда рока, а чем-то другим: своим сатанинским видом, эксцентричностью, гипнотическим взглядом. Кстати, рок-звезда его вроде бы закатилась, о нем перестали писать в печати, показывать по телевидению и передавать по радио, его пронзительный голос теперь редко можно было услышать. Нина Лунева в последнюю встречу что-то рассказывала о скандальной истории, происшедшей с Блондином в Баку. Он и там кого-то попытался в номере гостиницы соблазнить, вышел скандал и азербайджанцы, в отличие от мягкосердечных русских, быстро поставили его на место и, изрядно избитого, с треском выставили из своей республики, сорвав гастроли. После этого скандала о нем и замолчали.

— Ты знаешь, я согласна, — нарушила молчание Лина. Глаза ее были устремлены на дорогу, лоб нахмурен, длинные пальцы теребили полу пальто.

— Что — согласна? — не понял он. Однако в этой простой фразе таился некий глубокий смысл.

— Я рожу тебе сына, — сказала Лина.

Он левой рукой привлек ее к себе и поцеловал в висок, первый раз с момента встречи в аэропорту Пулково.

— И дочь, — прибавил он.

— И дочь… — тихо подтвердила она.

Шестилетний мальчуган с русой головой, в вельветовой курточке и коротких штанах, сидел на низкой скамейке и ножницами вырезал из старого «Огонька» голову умершего Андропова. Грузный генсек стоял в толпе приближенных в Георгиевском зале Кремля на какой-то праздничной церемонии. Его маловыразительное лицо в очках с толстыми стеклами, начисто скрывающими глаза, равнодушно смотрело в объектив. Рядом Громыко, Черненко, Романов, Алиев, Щербицкий и другие деятели, фамилии которых мальчик не запомнил, а читал он еще плохо. Да и запомнить их было мудрено: они все были на одно лицо, одинаковые позы, одинаковые дежурные улыбки, одинаковая плотная комплекция. Так цыплята в курятнике похожи один на другого. Вырезав голову, он помазал ее с обратной стороны клеем из тюбика и старательно наклеил на черную пластмассовую фигурку известного клоуна Юрия Никулина. Голова бывшего генсека закрыла улыбающуюся физиономию артиста и его плоскую шляпу. На костюм мальчик старательно приклеил две Золотые Звезды Героя, нарисованные им заранее и покрашенные бронзовой краской. Повертев фигурку в руках, он довольно улыбнулся и положил ее в коробку рядом с другими пятью фигурками. Это тоже были скульптурки Никулина с ликами Ленина, Сталина, Булганина, Хрущева, Брежнева, Черненко, Горбачева. Пять золотых звезд не поместились на куриной груди клоуна с лицом верного ленинца, пришлось одну приклеить на живот. У Ленина красовался на пиджаке крошечный орден Красного Знамени. Горбачев был без орденов.

Мальчик положил Андропова между Брежневым и Черненко, в большой продолговатой коробке из-под маминых сапог оставалось еще место как минимум для двоих. Он закрыл коробку крышкой с иностранной надписью, сверху водрузил еще несколько раскрашенных коробок мал мала меньше и поставил все это сооружение на тумбочку возле своей кровати. Теперь все хитроумное сооружение напоминало мавзолей на Красной площади. Коробки были покрашены в розовый цвет, на нижней приклеена узкая черная полоска с надписью «Ленин».

— Любуешься на свой мавзолей? — сказала высокая большеглазая девочка с длинными светлыми волосами, незаметно появившаяся на пороге комнаты.