Людмила Бояджиева: Сборник рассказов [искусственный сборник]

Два лестничных пролета — и вы снова дома. Шкафы с пыльными папками вдоль стен, как в совдеповском домоуправлении, столы, заваленные журналами и рукописями. Потолки скошенные, чердачные, а в качестве элемента декора — прикнопленные репродукции духовного содержания. Здесь «Христос св. Иоанна на кресте» Сальвадора Дали, конечно, Эль Греко, Нестеров и, неизбежный Рублев. Все исполнено в качестве презента на скайнере и копировалке нижних соседей. Сумеречно, спокойно, мой старый друг компьютер–ветеран еще кряхтит, хотя иногда мне приходится бить его кулаком.

Совсем неплохо было бы заезжать сюда раз в неделю, как поступает большинство наших сотрудников. Но мое дело с 9.30 на телефоне сидеть и всех посетителей принимать, кого шеф на меня перекинул. Встаю в 6.30, полчаса на сборы, два часа в пути, — естественно, не в экипаже по Булонскому лесу и не в «опель–седане» по каннской набережной. Автобусом, дорогие соотечественницы, автобусом…

Прибегаю к 9, двери отопру, форточки открою, достану зеркальце и ахну: личико бледненькое, сиротское, взгляд сонный, затравленный, а ноги… Да что о них вспоминать — сунула в растоптанные туфли и под стол до конца рабочего дня не востребуются.

— У нас здесь хорошо, покойно, — охотно чаевничал со мной отец Никодим — человек молодой и образованный. — Да и вы, Катенька, славная, не современная какая–то.

— Слыхала уж, — кивала я, но Лидку не цитировала. У нас с отцом Никодимом разговоры серьезные, философского, общечеловеческого содержания.

… — А он на тебя запал, этот бородатый, — хихикала Лидка.

— Оставь. Лучше про себя расскажи. Как там «сексапил товар–деньги»? Практика подтверждает теорию?

— Да уж стараемся, себя, любимую, не обижаем. — Лидка тряхнула головой, распушив порыжевшие кудряшки. — Ну, как? Отблеск восходящего солнца. А ты чего такая кисленькая? Весну надо встречать в полном вооружении. «Утро года» — сезон гормонального праздника. Организм мужчины, измученный зимней спячкой в семейном кругу требует разрядки. Такого пропускать нельзя. Н-да… — Опечалилась Лидок, не заметив во мне ответного энтузиазма. — С фейсом помудрила бы что ли, с волосами… И к чему, спрашивается, с пеленок французский долбила? Не в коня корм. Тебе, поди, уже четвертак стукнул?

— Двадцать три, — поправила я и пожалела, зная, что последует реплика «А выглядишь хуже меня».

Чего бы ей, спрашивается, не цвести при всем тщательно скрываемом тридцатнике? — Собственная квартира на Страстном бульваре, в полном евроремонте и оснащении, приобретенная бывшим другом, слинявшим в Израиль. Почти новенький «вольво», зарплата — не моей чета, да и в желающих скрасить повседневность мадемуазель Ли — Ли отбоя нет. Все времена года, естественно, объявлены сезоном повышенной сексуальной напряженности. «На войне как на войне», — презенты, прогулки, казино–рестораны и снова — презенты, презентации, фуршеты. Контингент представительный. То один, то другой Черномор Лидочку после рабочего дня похищает. Мне с чердака все видно.

За окном мощный ствол старого ясеня с голыми еще, оплаканными дождем, ветками. Внизу — автомобили с плейбоями и гремящей музыкой. Но это ближе к вечеру. С утра же — все тот же синий «мерседес» главного Лидкиного шефа Михаила Михайловича, в коридорах — М. М.

Вообще–то М. М. находится в перманентных деловых вояжах и на родину заезжает не часто. Но если уж бывает, в офисе появляется с точностью до минуты. Только я займу пост у окна — и он подкатывает. Плащ нараспашку, гордо закинутый затылок, но не выстриженный, а с романтическими каштановыми волнами, которые он небрежно пробегает левой рукой. Пять ступенек к подъезду проскакивает легко, радостно, словно за стеклянной дверью сцена и зрительный зал, полный восторженного ожидания..

— Как тебе наш Майкл? Три года в Штатах надрывался, огромными бабками ворочал. Не успел прибыть, и уже пиф–паф, — революция! Сумасшедший размах — строительство туркомплексов на Гавайях, в Италии, лечебницы в Европе, лайнеры, сейнеры… У нас всех — кругленькие счета в банке… Но это перспектива, детка.

— А-а… — Протянула я, задохнувшись от восторга.

— Не думай, он не трепач. Мужик толковый. — Глаза Лиды, обычно подернутые томной поволокой в результате ночных работ над формулой «деньги–товар», сияли задором юной физкультурницы. Такие раньше уезжали по комсомольским путевкам на БАМ или, в крайнем случае, совершали в шесть утра оздоровительные пробежки по московским бульварам и садам. Щеки Лиды посетил натуральный деревенский румянец. И даже костюмчик выглядел как–то скромно, от «Шанель», наверно.