Евгений Москвин - Падение [Сюрреалистический роман]

— Да.

— Что? Я не расслышал, — он начинает яростно курочить ушную раковину, точно это пластмассовая детская головоломка.

— Я сказал — да.

— Вот так бы сразу. С шахматным клубом ничего не получится. Знаете почему?

— Почему?

— Ни–че–го, — повторяет он вкрадчиво, по слогам, — знаете почему?

На этот раз я ничего ему не отвечаю.

— Так–то лучше. Вы должны задавать меньше вопросов, тогда получите больше ответов

— Да, но я говорил не про это. Я говорил про мысленное общение.

— Я вообще не понимаю все эти ваши кажущиеся тетради, исчезающие в одном месте и появляющиеся в другом. Пойдите прочь… прочь в 43‑ю комнату. Только завтра пойдите прочь, а сегодня просто растворитесь за дверью. Вы мне не подходите. Вы не подходите людям, — с этими словами он достает из кармана пиджака большой армейский револьвер и стреляет себе в висок.

Я кричу и просыпаюсь.

I

Два дома. Полуразрушенные, белого кирпича… они уже давно необитаемы, только зыбкие безликие тени забираются по ночам в их сдавленные внутренние помещения и… растворяются в облезлых стенах с приходом сверкающего рассвета. Эти два дома, склонившие друг к другу ржавые неровные остатки крыш, похожи на странные древние кубовидные мумии, от которых веет зовущей бесконечностью истории. Отсыревшие оконные проемы, скрывая в своих деревянных контурах острые ребра разбитых стекол, смотрят друг на друга пустыми темными глазницами, из которых то и дело посвистывает ветер.

На улице пасмурно, погода начала портиться еще вчера вечером, и теперь с минуты на минуты из нутра серых облаков хлынут прямые дождевые потоки.

Я был на этом краю улицы несколько дней назад, глубокой ночью, я направлялся в лес, чтобы зарыть труп. Странно, тогда мне показалось, что этих домов здесь и не было вовсе — видимо, я просто не обратил внимания на их скрывшееся в широком океане ночи раздвоенное Я.

Два дома. Раздвоенный один дом.

Я довожу свое сознание до черных мук исступления, стремлюсь понять странный язык вещей. Тщетно. Мне уже кажется, я никогда не смогу постичь монотонное волшебство его сущности.

В речи вещей есть скрытое значение, которое, кажется, уже готов уловить, однако оно ускользает от моего напряженного слуха за какую–то неясную долю секунды.

Раздвоенный один дом.

Нет, что–то в этом определенно есть. Я бы назвал это тайным смыслом. Раздвоенный один дом может предвидеть все, и он был осведомлен посредством некоего природного импульса, что я буду стоять здесь посреди улицы в этот самый день и час.

Внезапно воображению моему представляется миропорядок, который должен установиться после повсеместного распространения Нового замысла. Некоторая часть людей будет умерщвлена. Остальные две части выберут первый или второй пути развития. Но все люди будут продолжать находиться в скрытой взаимосвязи.

Все, все будет находиться под контролем организаторов Нового замысла. Этот контроль будет носить всесторонний характер, но прежде всего — психологический.

Я представляю себе миллионы людей, ползающих по земле без одежды и питающихся естественной природной пищей, пьющих только живительную дождевую воду. Иные застыли в удобных позах, в таких, в которых они могут просуществовать, не двигаясь, днями до того, как им снова придется открыть рот и получить скудный паек.

Раздвоенный один дом.

Я еще не знаю, не могу разгадать тайного смысла этих трех слов.

Я начинаю потирать руки, чувствую, как их пробирают внутренние всполохи кровяного пламени. Ногти меняют свой цвет с бледно–розового до багрового, точно хамелеоны.

У меня странные шершавые ладони — я давно это заметил. А фаланги пальцев на тыльной стороне опоясывают кожу морщинистыми тройными сплетениями.

Я пристально смотрю на свою правую руку. Она чуть дрожит. Вероятно кровь, циркулируя в ней, омывает внутреннюю сторону кожи, (которая, конечно, гораздо более гладкая, чем внешняя), и задевает какие–то нервные рецепторы.

Раздвоенный один дом.

Раздвоенный один дом.

Должно быть, внутри этих домов все еще сохранились скудные остатки поломанной мебели, грязные люстры, которые более не могут излучать свет и домашний уют. Между тем, все эти предметы продолжают обмениваться телепатическими репликами, тайно взаимодействовать, общаться, утопая в циркуляции отсыревших воздушных потоков.