Евгений Москвин - Падение [Сюрреалистический роман]

Загробной жизни не существует. Существует внутригробная — вечная мыслительная нега трупа.

— Память. Вечность. Верность. Веки…

Внезапно меня озаряет некая странная мысль — я достаю тетрадь и начинаю быстро листать страницы. Я надеюсь, что они прочтут. Откуда ни возьмись в небе появляется ущербная луна. Нет, она не вышла из–за облака, я в этом уверен — небо абсолютно чистое и зеленовато–темное.

Я кладу тетрадь на надгробную плиту, страницы продолжает листать поднявшийся ветер. Я знаю, это трупы дали ему некий телепатический знак, и он появился. Они хотят прочитать. Все во мне благоговейно замирает. Должно быть, они уже читают.

Я делаю глубокий вдох, не отрывая взгляда от тетради, — воздух все еще отдает солоноватым озоном, два часа назад прошел обильный дождь. И, словно бы в ответ на это воспоминание о дожде, темный изумруд травы снова пробуждается, начиная ласкать мои колени последними капельками воды. Через пару минут трава иссякнет и окончательно вернет себе сухой остановившийся облик.

— Отсутствующая память. Отсутствующая вечность. Отсутствующая верность…

Теперь я понял. Они отрицают друг друга. Даже «внутригробная» жизнь являет собой борьбу…

Кажется, я сказал все, что хотел. Но нет, в мою голову врезается некое странное озарение. Мысли роятся. «Снег. Текучесть. Раздвоенный снег. Раздвоенная текучесть. Точка… Отвергнуть. Озарение. Падение. Металл. Длина. Падение. Не отвергать. Озарение — нет. Падение. Металл — нет. Длина — нет. Падение…»

Мое тело словно парализовало — более нет в нем ни чувств, ни осязания, ни мыслей… ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ МЫСЛЕЙ. Зато есть другие, которыми я так стремлюсь обладать.

Я уже очнулся. Что это было?

I

В течение следующего месяца я написал почти две толстые тетради рукописного текста. Моя работа была очень напряженной; я не только тщательно выверял каждую новую главу, но и пытался излагать свою теорию как можно более доступным стилем — все–таки она предназначалась широкому кругу читателей.

Однажды утром я обнаружил, что сбережения мои практически полностью иссякли; в результате мне на некоторое время пришлось вернуться в местную газету и написать пару никчемных публицистических статеек. Одна из них, кажется, называлась «Почему полезно заниматься утренней зарядкой». Полнейшая чушь.

Да, именно теперь, примерно на середине сего повествования я решил развеять дымку таинственности, которая нависала над моей личностью. Я был писателем и публицистом.

В предыдущих главах я старательно излагал идеи, переполнявшие мой рассудок, и так сконцентрировался на всем этом, что почти ничего не сказал о самом себе. С другой стороны, я вовсе не считаю, что совершил какую–то ошибку. Нет. Ибо в результате я смог более обстоятельно подготовить читателя к верному восприятию теории, нового замысла, который уже очень скоро будет детально изложен на страницах этой книги в виде ряда текстовых выдержек. Свой труд я так и назвал — «Новый замысел».

II

Пресловутый старик Агафонов продолжал часто попадаться мне на глаза; он пытался со мной контактировать. Я недоумевал — что ему могло быть от меня нужно? Как это ни удивительно, он начинал вызывать у меня неподдельный интерес. Более того, я замечал поразительную и в высшей степени странную перемену, происходившую во мне — глубокая неприязнь, которую я к нему испытывал, постепенно сходила на нет.

Что мне было делать? Раз внутри меня случились эти изменения, надо было извлечь из них выгоду. Я помнил о необходимости союзников, так что я поколебался, а все–таки решил завести с ним общение в пользу этого.

Я никак не мог понять, что такое случилось со мной? Было такое впечатление, что в голове у меня что–то обернулось другой стороной, негатив перевоплотился в позитив.

Прежде всего, я принял его давнее приглашение на чай, более того, сам напомнил ему об этом при встрече. Агафонов был рад и удивлен одновременно. Он вскинул брови. Поставить его в тупик, очевидно, было очень непросто, но он явно не ожидал такого поворота, из чего я заключил, что на сей раз мне действительно удалось это сделать.

— Конечна, молодой человек. Буду рад вас видеть у себя.

— Извините, если до этого обходился с вами не слишком вежливо. У меня были проблемы, которые теперь, наконец, удалось решить.

— Стало быть, сейчас освободились?

— Да, — я сделал кивок, — когда я могу зайти?