Валерий Митрохин - Афорист

А ещё один Ангел явился за теми двумя, восклицая: «Кто поклоняется зверю или образу его, также имеет на лбу клеймо его, тот выпьет цельное (неразбавленное) вино ярости Божьей, приготовленное в чаше гнева Его. И будет мучим в огне и сере в присутствии Ангелов святых и перед лицом Агнца. И дым от мучений их будет клубиться веки вечные. И не будут иметь покоя ни днём, ни ночью те, кто поклонялся зверю и изображению его, и клеймённые именем его.

Вот когда понадобится долготерпение от людей Божиих, которые соблюдали заповеди господа и веру в Иисуса!»

Тут донёсся до меня голос небес. Он сказал: «Напиши, что отныне блаженны только мёртвые, то есть те, кто умер с верой в Создателя!»

«Да, это так! — подтвердил Дух, — теперь они могут отдохнуть от трудов своих, ибо деяния их не пропали, а последовали за ними».

Из диалога на ипподроме:

— Настоящий всадник отличается от никудышного тем, что его лошадь оказывается более выносливой.

— Даже если он тяжелее соперника?

— Кавалерист умеет облегчить участь своей лошади.

— Но как?

— Со стороны не видно. Настоящий наездник при скачке не сидит на коне. Он парит параллельно лошадиной шее.

Из диалогов:

Цикадия — это народная сказка, идущая с продолжением по первой программе TV с инородцами в главных ролях.

Жить — значит способствовать другим жизням.

Красота есть состояние, называемое гармонией.

Терентий — автор:

— Ты пишешь так, что я ничего понять не могу. Все слова знаю, а понять не умею.

— Просто для тебя то, что пишу, не важно. Оно проходит мимо тебя, потому что не твоё.

— О чём же ты всё–таки пишешь? Или для кого?

— О твоих детях и для них.

— А что, я так и думал: коль он пишет, значит, есть в этом смысл. Зря никто не станет напрягаться. Зачем, если это никому не полезно.

Когда–нибудь пробьёт час, и мы умрём. Но я не боюсь, потому что всегда жду своего часа.

Можно было бы назвать эту книгу «Последний стриптиз», да уж очень мне нравится тот заголовок, что есть. Автор.

Терентий — автор:

— У меня свое понятие. Я знаю, как сделать, чтобы всем стало жить легче. Ты там вращаешься около, скажи им об этом.

— Кому им?

— Президентам, спикерам, лидерам…

— Я только могу написать об этом.

— Напиши, что общество дурят посредники. Ежели убрать этих паразитов, сразу все ощутим облегчение и прибавку натурой.

И встало передо мной светлое облако. На нём восседал Некто, подобный Сыну Человеческому в золотом венце, в руках серп острый.

А из храма вышел другой Ангел и обратился к Сидящему на облаке: «Пусти свой серп, пожни. Ибо пришло время жатвы — созрел урожай земли!»

Сидящий на облаке взмахнул серпом над землёй и собрал урожай свой.

И появился ещё один Ангел. Он вышел из храма небесного. У него тоже был острый серп. От алтаря же к нему подошёл иной Ангел, тот, что обладал властью над огнём. Он вскричал, повелевая над тем, кто имел острый серп: «Пусти твой серп и срежь грозды винограда земного, потому что созрел он!»

Истоптаны ягоды были за стенами города, и потекла кровь из точила винного, и поднялся поток её до ноздрей конских, и простёрся в длину на тысячу шестьсот стадий (триста километров).

Из подслушанного:

— Мы на пороге мира. Мне кажется, что всё вот–вот кончится.

— Что ты имеешь в виду? Войну с узкозадыми?

— Не совсем. Хотя и это тоже.

— Не надо преступать закон. Вот что я им хочу сказать.

— И ты о законе? Бешусь, когда слышу, как все вы говорите о законе. Какое мы имеем право на это?!

— Почему бы нет! Все мы подзаконные граждане.

— Чушь! Ты и такие, как я, никогда не смогут сравняться с аборигенами по льготам. Они над законом. А мы, ты прав, под ним.

— Ложь!

— А ты не повышай голос! Время твоё ушло. Это в райкомах–обкомах вы командовали. Да и льготы у вас были.

— Вы жили, как хотели. Командовали, как вам вздумалось. Это вы разорили и разрушили всё. Вы заварили эту аборигенскую кашу и кормите нас так сытно, что до скончания дней нам больше ничего не захочется скушать. Не трогали бы их, не было бы сейчас этой ситуации. Неизвестно, когда она исчерпается и чем.

— Не всё так просто, как в твоих филиппиках.

— Ладно! Давай лучше пива хлебнём. Мир?

— Миру мир!

У пивной стойки (продолжение):

— Ваша партия погибла. Потому что боялась пускать в себя лучших. То есть самых талантливых, самых образованных, совестливых и трудолюбивых.

— Не совсем так.

— Но всё–таки «так», хоть и не совсем. Подтверждение тому анкета, в очереди за которой интеллигент стоял, как за квартирой, годами.