Валерий Митрохин - Афорист

На такой и женился Пиза (вторично). Этот брак и породил кучу его весьма остроумных афоризмов, некоторые из коих уже прозвучали в нашем повествовании.

Это по поводу Серафима Спуна Пиза впервые изрёк свой афоризм о любви–жвачке. Этот Серафим Спун — лесничий — часто не ночевал дома. Сутками сидел на кордоне, подстерегая браконьеров.

Однажды, вернувшись, обнаружил на своём законном месте, т. е. слева от жены, чужого мужика. Никакого скандала интеллигентный Спун не допустил. Развёлся и дело с концом. Пиза, приветствовавший это событие, сформулировал его предельно кратко: «Дело с концом». Расставшись с неверной, так в полной мере и не осознавшей степень своей вины, женщиной, Серафим, как это свойственно мужчинам с гипертрофированным чувством чести, оставил ей и только что привезённые оленьи рога для прихожей, и всю квартиру с обстановкой.

Буквально на следующий после развода день взял план и начал строиться прямо на кордоне.

На уровне фундамента произошла заминка, поскольку раздобыть ни камня, ни кирпича долго не удавалось. Все лимиты и резервы уходили аборигенам. Возвращающимся на родину приоритетно отдавались и все другие стройматериалы. Но и у репатриантов были проблемы. В первую очередь с лесом. Местные леса жидковаты. Да и заповедные. А с материка, в связи с эмбарго на все виды экспорта, лес почти не поступал. И вот как раз материал на стропила, полы и прочую столярку Серафим раздобыть мог по своим старым лесхозовским связям.

— Я тебе лес. А ты мне кирпич, — предложил Мусту Спун.

— Пока не завезёт камень, ничего не давай, — посоветовал другу Пиза.

На что кристальный Серафим изумился:

— Почему?

На что в свою очередь изумился Пиза, но терпеливо пояснил:

— Чужая душа в потёмках.

Муст завёз ракушечник и на той же машиной забрал пиломатериалы.

Деликатный Спун не хотел припоминать Пизе его позорное недоверие к аборигенам. Но Пиза снова поостерег однокашника, когда тот поведал о предложении Муста.

— Завязывай, не то завязнешь.

Дело в том, что Муст попросил Спуна пустить отару в заповедник, на альпийскую траву яйлы. Простодушный лесничий согласился: всё одно трава сгорает, пускай бедные репатрианты пользуются. Да и браконьеру будет сложнее при таком присутствии орудовать.

И всё было бы хорошо, если бы Муст не допустил на яйлу третьих лиц. Именно эти третьи лица — Соя и Мажар — заварили на малодоступном плато кашу, расхлёбывать которую пришлось и долго, и тяжело.

Пур — Шпагатов, из цикла «Инсинуации»:

«Девочки «Афродизиака» раздеваются под птичье пение. У каждой стриптизерши своя пташка. Одна это делает под соловья, другая — под малиновку, а кто–то даёт дрозда…»

Пур — Шпагатов ещё в студенчестве страдал от репортёрского зуда. Сидя на задней скамье в обществе ещё двух–трёх бездельников, выпускал ежедневную газету «Унитасс», иногда весьма весёлую, правда, юмор крепко отдавал клозетом.

Тутошняя серость тащится от собственного величия. Пур — Шпагатов.

Всегда завожусь, когда вижу, как серость тащится. Он же.

Деньги свои Пур — Шпагатов сделал так. Издавал подделки ходовых произведений зарубежной масслитературы. Не имея возможности достать подлинники, да и языком, чтобы перевести, он не владел, Пур — Шпагатов красиво по памяти сочинил всё сам. Так задолго до появления подлинников нетерпеливый читатель получил фальшивых «Гиганта любви» и «Деньги — это слёзы». Когда же мошенничество было разоблачено, Ной («девичья» фамилия Пура) никакого ущерба не понёс, ибо оказался предусмотрительным шулером. На титульных листах его опусов значилось мелким, едва заметным шрифтом: «Фантазия на тему».

Шпагатова покусала незнакомая собака. В травмопункте так и записали: «Покус произведён неизвестной собакой». А это значило, что несчастному сочинителю мультяшек и детских песенок назначается серия уколов в живот. На весь период вакцинации пострадавшему предписывалась строгая диета, категорически исключающая всякое спиртное, в том числе пиво, а так же острые блюда, маринады и горький перец.

Сгоряча он стал рьяно соблюдать все эти требования. И стал ещё тощее, нежели был. Ещё бы, пришлось сидеть на кефире да помидорах. Ну, и на прочих овощах натюрель. Сам Шпагатов готовить не любил, потому что не умел. А в общепите — надо понимать, юг — все блюда сдабриваются «огнеопасными» специями и уксусом.

Изнемогающий Пур на ту беду вдруг где–то прочёл, что и кефир, особенно, несвежий, содержит некое количество алкоголя. Пура чуть Кондратий не хватил. Испуганный, он прибежал в противобешенский кабинет, с вопросом: «Почему не предупредили, что и кефир нельзя?» А ему хладнокровно отвечают: «Запрети мы укушенным ещё и кефир, с голоду, а не от бешенства все поокочурятся!» «А если меня паралик разобьёт?» — стенал мнительный Шпагатов. На что ему с издевательским спокойствием было пояснено: «Степень вероятности ниже одного процента». Мистик не только по творчеству, но и по натуре, наш писака воспринял эту отповедь как приговор. В тот же день пошёл к Пизе и напился. Поскольку ни на йоту не сомневался, что те злокозненные несколько десятых процента — его и более никому не достанутся.