Алексей Петров: Это только секс

Я не заметил, как моя «девятка» выехала на встречную полосу движения. Да мне, сказать по правде, уже не до того было: притащился капитально! Катюха — она это может. Поднаторела в своём ремесле изрядно. Недаром же я обычно беру её с собой. Вот и в этот раз мы, как всегда, перекусили в кабаке у Рябого, ну и, само собой, приняли по чуть–чуть, граммов по четыреста на нос, может быть больше, не помню. Я вообще мало что помню. Помню только, что ехали мы по «волгоградке», педаль газа — до пола, а Катюха ржала, как лошадь, и орала визгливо, истерично: «Прибавь скорости, Храпик, прибавь!» — а я никак не мог понять, в каком это она смысле. Она вообще малость с прибабахом девочка, особенно когда водочки ебаквакнет. Тогда вообще полный писец. И помню, что кайф поймал я с ней быстро. Катюха чуть махнёт водчонки — сразу становится агрессивной какой–то, держи штаны, ужом туда просклизнёт. А я и не стал держать, наоборот, помогать Катюхе стал и кайф очень быстро словил. Скорость у нас километров под сто двадцать, а может быть и больше, я уже не смотрел на спидометр — сижу и подыхаю от удовольствия. А потом только слышу сигналы, завизжали шины — короче говоря, выехали мы на встречную полосу, и я даже притормаживать начал, но тут какой–то дурик на «тойоте» нам прямо в лоб выкатил, и перебздел я капитально, вильнул влево, сполз по откосу, наткнулся на массивный валун — и всё запрыгало, закружилось, ну прямо кино про автогонщиков…

Я хоть и квашеный был порядком, а пришёл в себя быстро. Открыл глазища, чувствую — весь левый бок ноет, шею не повернуть. Потом понял, что лежу чуть ли не вверх ногами, как дитё в пузе у мамы, а через окошко вижу: Катюха на траве валяется, юбка выше пупа задрана, а колготки на Катюхе чёрные и тесные. Вообще–то я и без этого знал, что колготки на ней такие. В обтяжечку оно пикантнее как–то, призывнее, что ли, хотя стаскивать их с неё неудобно, конечно…

Тут со стороны шоссе мужики прибежали. Первым делом, само собой, к Катюхе кинулись. Оно и понятно: я им до фонаря, когда такая баба да в таком виде на солнышке, при свете белом, у самого багажника греется, лежит и не шевелится. Помню, взяли её на руки, и кто–то крикнул: «Стонет! Значит, жива!», — положили в какую–то попутку и в больницу отправили.

И тут я голос подал: «Мужики!» Страшно стало, что не заметят меня, бросят одного, хотя, конечно, глупый это страх: тачку, перевёрнутую колёсами к небу, не бросят. Засуетились вокруг моей «девятки», стали меня вытаскивать — куда там! Дверцы заклинило, в салоне стёкла щедрой россыпью, и я лежу и оттого, что шевельнуться не могу, задыхаться начал — от одной только мысли, что не могу пошевелиться, понимаете? Со мной такое бывает: и в автобусе иногда, и в очереди за хлебом, хотя в последнее время я в очередях поч–ти не стою, а езжу только в своей «девятке» — в любую погоду и в любом состоянии, по трезвяку или под балдой, всё равно.

Наконец удалось моим вызволителям выдавить заднюю дверцу. Выволокли они меня чуть ли не за волосы из машины, и тут слышу над собой: «Ах! ах! да он же голый! абсолютно голый!!»

Скажу прямо: мне этот малый сразу не понравился. Вертлявый, скользкий, глазки наглые, масляные — типичный торгаш из коммерческого ларька. Из тех, что летом ходят в шароварах «Найк», в линялой майке и шлёпанцах на босу ногу. Эти мальчики уверены, что всё купят, и ведут себя соответствующим образом. И ничего их не берёт, разве что только свой брат, рэкетир, башку ломиком провалит — тогда да, тогда кранты, а так — ничего! Вот и этот: какие кульбиты в своём «жигулёнке» выделывал — а жив и почти здоров, если не считать нескольких ссадин на левом боку. Автомобиль, ударившись о камень, развернулся на сто восемьдесят градусов, а потом перевернулся назад, через багажник на крышу — я не знаю, я бы, наверно, враз богу душу отдал. Мне всегда не везёт, а тут и подавно не повезло бы. А этот коммерсант хренов — хоть бы хны. Правда, когда мужики на него трусы и рубашку натянули, дал он слабину, заныл, захныкал — виноват, мол, убил девчонку. Ну, это, надо полагать, нервное. Потом успокоился, и когда ребята из ГАИ подъехали, официально заявил, что вёл машину он и виноват в гибели Катерины Ивакиной. Наверно, думал, что она мертва.

Дальше — известное дело: «жигуль» — на штрафную площадку ГАИ, а парня — к медикам на осмотр. Пострадал он, повторяю, не слишком сильно, ну а то, что очень пьян — так это и без экспертизы видно было. А он и не отрицал это: да, говорит, посидели в кафе «Орион», пообедали, выпили, а потом решили прокатиться. Они, мол, часто так делали. Дескать, автомобиль он с закрытыми глазами, на автопилоте, водит.