Алексей Петров - Тост

Июль — макушка лета, в это время человек пребывает в полной гармонии с природой. Легко ему, комфортно, на душе покойно. Одежда почти не нужна. Наденешь шлёпанцы на босу ногу, линялую маечку и шорты, сделанные из старых джинсов, и в таком затрапезном виде запросто выходишь во двор, ничуть не смущаясь своих волосатых ног. Здесь допоздна верещат малолетки, и мамаши никак не могут загнать их домой. «Ну, мамочка, до «спокойки» я ещё погуляю…» «Какая «спокойка»?! Одиннадцатый час!» Исступлённо гоняют на велосипедах подростки. А те пацаны и девки, что постарше, выкручивают в фонаре над подъездом лампочку и отважно тискаются на лавочке, повизгивая от удовольствия и гогоча над нескромными шуточками товарищей. Домой никому не хочется. Под звёздным небом тебе так же уютно, как под потолком собственной квартиры, а нагло повисшая над головой луна, беззастенчиво сияя во всю ширь своей глумливой ухмылочки, заменяет собой экран телевизора, без которого ведь и вечер — не вечер.

До упора, пока совсем уж не стемнело, мужики забивали в беседке «козла» и судачили о политике, а потом, когда доминошные костяшки вовсе перестали различаться в полумраке, перебрались за ограду детского садика, подальше от шума и посторонних глаз. Пашка Курочкин, самый бойкий и решительный из всей компании, срочно сбегал в ближайший «комок» и взял всё, что нужно для полноты ощущений в этот счастливый вечер. Беседка же, где только что играли в домино, тотчас заполнилась возбуждёнными подростками; парни усадили подружек себе на колени, запустили лапища им под блузки и завели в магнитофоне на всю мощь что–то невразумительное и базарное, именуемое в народе «Макареной».

Пашка Курочкин аккуратно разлил в пластмассовые стаканчики только что купленную в ларьке живительную влагу, неприязненно кивнул в сторону беседки и сказал:

— Вот и я когда–то таким же был: без баб жизни не представлял себе. А теперь глаза бы мои на них не смотрели!

— Чего это ты так? — хихикнул лохматый «качок» Олег Силаев, когда пропустили по первой. — Ты ведь, кажется, вполне молодой и мог бы еще ого–го!..

Он игриво подмигнул товарищу.

— А-а!.. — Курочкин сердито махнул рукой. — Я и не говорю, что я старый, и, если нужно, могу, конечно… Но всё равно считаю, что всё зло на земле от баб!

— С Любкой, что ли, поругался?

— Нет, я вообще… хотя и это тоже! Смотрите: что портит мужику душевный настрой? Кто способен обгадить солидному человеку жизнь так, что впору сплюнуть и удавиться? Женщина! Первый это яд в нашей тяжёлой трудовой биографии.

— Неправильно ты мыслишь, Пашка, не по–нашему, — солидно заметил самый старший из них, шофёр городской автобазы Тишков. — Что такое есть наша житуха без бабы? Чепуха на постном масле, только и всего. Нет, ты, милый, понять её должен, женщину, и пожалеть, ты защищать и любить её обязан…

— То–то ты, Егорыч, всю кабину себе вкладышами от жвачки облепил. Смотришь, поди, на этих девок голых и слюни пускаешь, даром что шестьдесят тебе скоро, козлу блудливому, — ухмыльнулся Пашка. — Небось, из–за этих картинок иной раз и на красный свет скачешь, а? Зеваешь, поди, светофор–то?..

— А вот за козла можно и в рог словить, — добродушно огрызнулся Егорыч. — Мне хоть и шестьдесят, а к женской красоте я с понятием отношусь. И на красный свет никогда не еду!

— Ладно вам, мужики, попусту слюной брызгать! — миролюбиво осадил их Силаев. — В чём–то Пашка прав: кровь они у нас пьют будь здоров! Вот, например, в прошлую субботу: еду в плацкарте от кума. Он у меня в Москве неплохо пристроился: что–то там такое охраняет, ну с этого и живёт. А я, чтоб деньги последние за постель не отдавать, сел на утренний поезд. Это удобно: к вечеру уже дома, и спать в вагоне не надо. А спать, между прочим, ой как хочется! Всю ночь с кумом «Абсолют» глушили (он этот «Абсолют» четвертый год в лавке какого–то деловаря охраняет), а на вокзале ещё и пива хватанули по паре бутылочек. Расстелил я на верхней полке матрас, сумку под голову подложил, залез и уснул. Все тихо, мирно, мужики в вагоне молчат, и только где–то возле туалета дамочки брёх подняли. Ну, это ладно, без этого как же?.. Сплю, значит, и вдруг чувствую, кто–то меня в бок пинает. Открываю глаза — проводница!

— Ну да! — заржал Курочкин. — Ты ведь мужик видный, руки — как у меня ноги, а у неё, у проводницы, между прочим, отдельное купе со всеми удобствами…

— Да погоди ты! — отмахнулся Силаев. — Очень нужен я ей был… Нет, тут другое. Выясняется, что нельзя спать на голом матрасе! Оказывается, за это платить надо. Матрас, дескать, в комплект белья входит. А комплект этот, между прочим, стоит столько, сколько бутылка самогонки, скажем, и сырок плавленый. А она говорит: низзя!