Алексей Петров: Это только секс

А этот Доценко пристебался: почему, мол, я голый был? Какое ему, хрен, дело? Как ему, пидору, объяснишь? Я ему прямо сказал: это только секс, командир, и нечего тут далёкие выводы делать. Есть ведь что–то в этом: несёшься в тачке голый средь бела дня, скорость километров сто тридцать, а рядом девочка покладистая и молоденькая, без причуд и комплексов — от всего этого шершавый, как говорится, завсегда в тонусе… Этот хохол бестолковый, Доценко, посмотрел на меня печально и презрительно, как пионер на двоечника, который оглушительно пёрнул на уроке, но от нравоучений воздержался. Между прочим, по его морде видно: убеждённый коммуняка, и нас, умеющих жить и кру–титься, всей душой ненавидит.

Говорю же, я этого Нахрапина сразу невзлюбил. Такой, знаете, типичный комсомольский вожак из недавнего нашего прошлого, всегда знающий, когда и что надо сказать. С чистыми голубыми глазами, в которые глянь только — и видно, что понял он, давно уже понял всё об этой жизни.

И теперь, когда он отказался от прежних своих показаний, возникла необходимость определить: кто же всё–таки сидел за рулём? А это не так–то просто. В подобных случаях повреждения водителя и пассажиров бывают самые разнообразные, всё зависит от многих случайных факторов: от скорости движения, от причудливой траектории автомобиля и даже от марки машины. Короче говоря, толковой методики расследования, в общем–то, нет.

На следующий день труп Ивакиной вскрыли. Медики оказались правы: множественные кровоизлияния в мозг, отёк мозга. Описание ссадин и прочих повреждений, обнаруженных у Ивакиной, заняло три страницы машинописного текста. Как будто не в автомобиле перевернулась Катюха, а в цементомешалку угодила. Судмедэксперт «без всякого Якова» сделал заключение, что за рулём находилась Ивакина. Увидев эту запись, я просто ошалел, ей–богу. Жалко мне стало Катюху, что ли… А может быть, почувствовал — чисто интуитивно — что тут что–то не так. И вплотную приступил к делу. Поздно? Согласен, сплоховал. Надо было бы пораньше мозгами ворочать. Но я ведь говорил уже: поначалу дело казалось мне пустым и скучным.

Эксперт–трассолог Овсянников после осмотра машины сочинил длинную и нудную бумагу. Я останавливаться на этом не буду. Потому что кому, кроме меня, так уж интересно знать о том, что «имеются множественные отслойки краски с царапинами под углом 45 градусов», а «передний бампер справа деформирован кзади под углом 80 градусов»? Глав–ное же вот что: Овсянников на основании осмотра «девятки» Нахрапина пришёл к выводу, что за рулём сидела Ивакина! Это просто удивительно! Я, конечно, понимаю его: он хочет «помочь» следствию, причём желание это неосознанное, импульсивное… тем не менее, считаю, что справедливость прежде всего. Прежде всего!

Я был вынужден назначить комиссионную судебно–медицинскую экспертизу, обратился в республиканское бюро. Обычно они нас здорово выручали. На этот раз вышло иначе. Я получил такой ответ: нельзя, дескать, исключить, что на месте водителя сидела Ивакина, хотя мог рулить и Нахрапин… Словом, понимай, как хочешь. А я разведал уже, что Катерина никогда в жизни за руль не садилась и водительских прав не имела, поэтому, весьма задетый за живое, решил проконсультироваться… э-э… Как бы это попроще сказать? Ну, скажем, в одном научно–исследовательском институте, который, поверьте мне, знает всё. Ждал ответа из центра довольно долго. Впрочем, нетрудно понять моё нетерпение… И вот что мне, наконец, написали оттуда: «В настоящее время криминалистическая и судебно–медицинская наука не располагает необходимыми знаниями для решения вопроса о том, кто и где сидел в салоне автомобиля во время аварии». Можете вообразить себе моё изумление и разочарование! Зачем же тогда всё наше, будь оно неладно, бумаготворчество? Пачка протоколов, заключений и экспертиз, а всё сводилось, оказывается, к тому, что преступление (а я, несмотря ни на что, был уверен, что это именно преступление) останется, очевидно, нераскрытым.

И тут как раз появилась у меня возможность уехать недели на три в Москву на курсы повышения квалификации. Я с радостью ухватился за эту соломинку, решив отдохнуть и собраться с мыслями.

Народу было немного. Оказалось, что у Катьки почти нет родственников. Откуда–то с Севера — кажется, из Архангельска — притащилась престарелая тётка: крючконосая, молчаливая, строгая, совсем как ворона на мартовской куче мусора. Плакать не плакала, только бормотала что–то невнятно да крестилась иногда. Пришли и мы с Шибзиком — он Катюху хорошо знал, попихивал иногда.