Брайан Глэнвилл - Олимпиец

В. Вы сторонник одного и того же стиля, независимо от дистанции?

О. Принцип движения, экономии усилий всегда одинаков. А точная динамика определяется в каждом отдельном случае.

В. Вы придаёте большое значение развитию верхней части тела. Значит ли это, что вы согласны с бытующим кое–где мнением, что руки для бегуна важнее, чем ноги?

О. Руки не могут быть важнее ног, как шасси не может быть важнее колёс. Однако руки и верхняя часть тела позволяют усилить движение. Поэтому я рекомендую моим ученикам тренировки со штангой для развития рук и торса.

В. Но работа с тяжестями имеет свои пределы?

О. Надо соблюдать пропорцию между силой, волей и техникой. Сейчас распространено мнение, будто всего можно достичь с помощью силы. Сила в чистом виде может иметь первостепенное значение разве что у метателей, но и там без воли и техники не обойтись.

В беге силе никогда не будет отдано главное место.

Поднятие тяжестей я ненавидел; в клубе я вообще этим не занимался; старый вонючий спортзал, где здоровые бугаи, толкатели ядра и им подобные, мыча, тягали тяжести с таким видом, будто вот–вот родят. Причём заниматься этим должны были все; неважно, метаешь ли ты молот или играешь в расшибалку. Мне это казалось бессмысленным.

Но Сэм настаивал на такой тренировке. Он привёл меня в спортзал одной из школ, где преподавал физкультуру. Там на помосте стояла здоровенная штанга с огромными блестящими блинами; мне и смотреть–то на них было страшно, а уж поднимать… а он запросто подошёл к ней и сказал: «Смотри», — взялся за штангу, чуть присел и, резко рванув вверх, взял на грудь. Его руки походили на скрученные канаты, лицо побагровело, глаза едва не выкатывались из орбит. Потом он опустил её и сказал: «Теперь ты».

Вокруг, ухмыляясь, стояли парни, ходившие сюда по вечерам, большинство моего возраста, и мне это не понравилось. Я чуть помешкал — всё–таки никогда с этой штуковиной дела не имел, но, в конце концов, пришлось к ней подойти. Оторвал от пола, на большее меня не хватило. «Ладно, — сказал Сэм, — сделаем тебе немного полегче». Он снял большие блины и поставил взамен поменьше, по двадцать пять фунтов. С их весом я справился, но он тут же велел поднять штангу ещё раз и ещё, так что под конец мне опять стало худо, как в лесопарке, ноги были совсем ватные. Наконец он распорядился: «Теперь будешь её держать».

Он поставил на штангу семьдесят пять фунтов, заставил меня поднять эту дрыну над головой и держать, пока руки не заболели, а он знай себе балаболил: «Во всякой тренировке надо рассчитывать нагрузку. Усилия и интервалы между ними надо тщательно определять. Тренировка без нагрузки мало чего стоит».

Вокруг нас к тому времени собрались уже все, кто был в зале; они вроде бы и посмеивались над Сэмом, но явно уважали. Ему нравилось, что они здесь. Видно было, что он рисуется, показывая, как надо поднимать тяжести и как не надо, но быть при нём марионеткой мне не хотелось.

Двое из парней оказались бегунами, которых он тренировал: Тони Дэш — бегун на четверть мили из Клапаша, я о нём уже слышал, он занял третье место на первенстве южных графств — и Том Берджесс из Йоркшира, этот бегал на длинные дистанции — три и шесть миль. Оказалось, Том перебрался в Лондон ради Сэма; он встретился с ним в Чизуике, когда выступал за свой клуб. Том был совсем худющий, не мыслил себе жизни без лёгкой атлетики; всё, что он ни делал, было связано с ней — его работа, место жительства, еда, питьё, женитьба. Я как–то сказал Тони: «Готов спорить, он даже когда на толчке сидит, думает: вот теперь мне будет легче хорошее время показать», а Тони ответил: «Он бы вообще на толчок не садился, если бы думал, что это поможет».

После тренировки мы вчетвером пошли в кафе, заказали по чашке чая, Сэму — молоко, и Том с Сэмом давай рассуждать о секундах, об окончательном и промежуточном времени, чего добились в этом году американцы и русские, как надо пройти первую милю, если бежишь три и хочешь уложиться в олимпийский квалификационный результат, и что лучше — пробежать вторую милю как можно быстрее, а дальше пробовать удержаться впереди или оставить силы для рывка на финише; ещё о том, нужно ли на дистанции думать о времени или только о соперниках. Я задумался: неужели я тоже стану таким, как они, неужели и у меня будут только такие заботы? Для них это было как религия, но раз или два я встретился глазами с Тони и вроде видел в них улыбку; тогда я немного успокоился.

Потом Сэм прицепился к Тони из–за курения и прочёл ему ту же лекцию, что в своё время мне, — как организм превращается в дымоход. Тони оправдывался: