Дмитрий Огма: Морская пена

— Чего ты хочешь?

— Я?

— Любое желание…. Чтоб было легче тебе там, немного.

Он думал недолго…

— А можно мне не для себя пожелать, Господи?

— Как хочешь…

— Тогда пусть исполнится какое–нибудь желание моей жены, Марины!

— Какое? У нее много желаний…

— Самое− самое сокровенное! Самая желанная мечта!

— Ты действительно этого хочешь?

— Да!

— Возвращайся…

Свет вспыхнул ярко, погас, его вновь будто подхватило что–то, понесло извилистыми, сумрачными коридорами…

Виктор открыл глаза, что–то тренькало назойливо справа, какие–то провода тянулись к нему от груды аппаратуры, к рукам были подсоединены две капельницы, тело ныло, будто отмороженное и отшибленное одновременно, рот пересох…

— Пришел в себя! — радостно сказал моложавый мужчина в белом халате, в колпаке, светя ему в глаза маленьким фонариком, оглядывая делово, внимательно.

— Что со мной? — промямлил Виктор. — Где я?

— Все нормально теперь с Вами! Вы в больнице! — довольно, радостно хмыкнул мужчина и уставился на Виктора, будто на явленное чудушко.

— А было что? — прохрипел Виктор, голос не слушался его, слюны не было чтобы смочить иссохший рот, иссохшее горло.

— Авария была, потом кома, — пояснил мужчина.

— Долго?

— Кома? Почти год! Но, все, все! Вам пока вредно разговаривать!

— Еще! — прохрипел Виктор. — Жена?

— Ходит, ходит, Ваша жена! Не оставляет Вас! Все с ней нормально, завтра ее увидите!

Марина радостно ему улыбалась, будто лучилась вся изнутри каким–то теплым, спокойным счастьем…

Он смотрел на нее, и ему казалось, что только вчера он видел ее, будто не было ничего, будто он лег спать, проснулся и теперь вновь ее видит. Но, он не мог припомнить, чтоб она была так вот счастлива когда–либо ранее, не мог припомнить, чтоб она так выглядела…

— Вот, видишь, — тихо говорила она, гладя его по руке, — счастье не приходит одно, как и беда! Мне позвонили сегодня врачи, а я даже не удивилась! Я будто знала, что ты очнулся, будто так и должно было быть!

— О чем ты? Что еще счастливого у тебя случилось?

— Потом, потом! — засуетилась она. — Все потом узнаешь! Теперь–главное для тебя быстренько поправляться!

Он поправлялся на удивление быстро. Через неделю уже мог приподняться на кровати, держать в руках что–нибудь не очень тяжелое, полстакана воды, например, сам мог пить. Еще через неделю уже мог передвигаться по отделению в инвалидном кресле, еще через некоторое время мог сам ходить, передвигаться недалеко, опираясь о стену или на трость…

Его выписали из стационара по его настойчивым просьбам, перевели на амбулаторное лечение, жена помогла сесть в такси, подняться по ступенькам к лифту…

Войдя, Виктор и узнавал и не узнавал свой дом, свою небольшую квартиру… Вроде все было как всегда, все на месте и чего–то не было будто, чего–то малого и главного, квартира будто выглядела нежилой, слишком чистой и …

— Ну что ты? Свой дом не признаешь? — пошутила жена, заметив его замешательство.

— Нет, нет! — ответил он. — Узнаю, память у меня не пострадала, врачи говорят! Но что–то не так…

— Все так! Не придумывай, я ничего здесь без тебя не меняла! Садись, вот, отдохни, осваивайся, — усадила она его в кресло и поспешила на кухню.

Она чем–то гремела там, чем–то позвякивала…

— Сейчас будет чай, — весело крикнула она ему из кухни.

Виктор осматривал комнату, приглядывался к знакомой, нехитрой обстановке — что–то было не так! Он встал медленно, побрел в ванну, опираясь на трость, придерживаясь за стену коридора и тут понял что не так — в ванной, на полке, не было ее косметики, полки были пусты, на крючке висело только его полотенце… Он вымыл руки, прошел в комнату, в шкафу не было ее вещей, на книжных полках ее книг…

— А вот и чай! — весело провозгласила она, входя в комнату с подносом.

— Ну, что, освоился, — спросила Марина, разливая дымящийся, ароматный чай по пузатым, синим чашкам.

— Да, — ответил он, глядя ей в глаза, — твоих вещей здесь не хватает, и запаха…

Она стушевалась, засуетилась…

— Давай позже об этом поговорим! — предложила она.

— Почему? Давай сейчас поговорим…

— Позже…, — попросила неуверенно она.

— А смысл? Чего тянуть? — сказал он спокойно, отхлебывая из чашки.

— Ладно! — решилась она. — Только прими это все спокойно, ладно?

— Ладно, — согласился он, вполне обыденным, спокойным тоном.

— Ты помнишь, я тебе как–то рассказывала, что еще в школе, мне нравился один мальчик? Он был старше, я бегала бесстыдно за ним повсюду и сама себя казнила! Он потом, закончив раньше школу, уехал учиться, а я крала у мамы деньги и ездила на него поглядеть тайком! Помнишь? Такая дура!