Юрий Иванов-Милюхин - Докаюрон

— Туда не надо, — преградила ей в последний момент дорогу хозяйка квартиры. — Ты же знаешь, как трудно будет дочку потом уложить снова.

— У самой такой–же, — с неохотой согласилась посетительница, прошла к выходу. — Значит, к тебе в окно никто не стучался?

— Что ты! — заверила подружка, убедила. — Я бы не отозвалась, в первый раз, что–ли, гвоздят, кобели проклятые.

— Раскраснелась ты… со сна–то. Ну ладно, видно за самогоном приходили, да углами обознались — бабка Стерха с другого бока живет. Извини, если что не так, а то слышу говор со стонами, думаю, как бы мою соседку не придушили, варнаков сейчас развелось — пруд пруди.

— Если бы только снасиловали, еще куда бы ни шло, — засмеялась хозяйка. — Вся молодость в одних томлениях проходит.

— От этого бы и я не отказалась, а хоть бы и бык в навозных ошметьях, — солидарно взвыла собеседница, приглушила голос рукой. — Мой паразит как пил, так и бузотерит, знала бы, подол ветру подставила и только бы меня тут видали.

— О то-ж…

Женщина вошла в спальню и сразу прильнула ладным телом к успевшему расслабиться Доке, а он вдруг почувствовал, что от нее пахнет не затхлым запахом хуторского магазина, а как бы солнечным ветром, наполнившим паруса над судном с новехоньким корпусом. Этому судну до сих пор не дали возможности покувыркаться среди крутых волн, изначально заставив болтаться в прибрежном — каботажном — плавании. Он понял, что ему повезло первому подняться на скрипящую новыми досками палубу, еще немного и кто–то другой взгромоздился бы на капитанский мостик и начал бы управлять курсом по своему усмотрению. Всего какая–то неделя–вторая, и он бы никогда не встретился с этой светящейся настоящей южной красотой женщиной, а если бы пути их пересеклись все равно, она бы его просто не узнала.

— Можно опять раздеваться? — отрывая свои губы от ее жадного рта, спросил он.

Она засмеялась внутренним смехом, торопливо распахнула халат, обдавая его резиновым облаком насыщенного новой энергией тепла, казалось упругая кожа на ее теле сейчас возьмется электрическими разрядами, и особенно сильными они будут на кончиках успевших набухнуть сосков.

— Не одевался бы вовсе, — она уже доверилась ему полностью, кроме него не видя вокруг себя никого и ничего. — Тогда меньше бы истратилось сил.

— Какая ты жадная… А если бы пришла не соседка, а действительно приехал бы твой муж?

— Здесь ему пока делать нечего.

— Не понял!.. — опешил Дока.

— Он на учениях на Кавказе, отрабатывает приемы ведения боя в горных условиях.

— Тогда к чему был этот спектакль?

Дока немного отстранился, ему стало неудобно, что кто–то стоит на рубежах Родины, а он ползучим змеем пробрался в его супружеское ложе. И тут–же вспомнил свою службу в армии и рассказ одного из работяг об измене жены с мастером из его же цеха. Получалось, что это не предательство, а всего–навсего армейская взаимовыручка. Как в офицерских гарнизонах, в которых все успевают перетрахаться друг с другом, пока по очереди ходят на дежурство.

— Это был не спектакль, я действительно устала от такой жизни, — виновато рыская ладонью по его груди, сказала она. — Кстати, тебе тоже следовало подзарядиться, иначе после двух свадебных дней и небольшой возни со мной ты расслабился бы и провалился бы в долгий сон. А я хочу тебя еще и еще…

— Небольшой возни, говоришь? — недоверчиво хмыкнул себе под нос Дока. — Тогда как у тебя было с мужем, когда он возвращался домой? Наверное прилетал здорово голодный.

— Почти никак, у него тяжелая служба…

Она бросила руку вниз, начала расстегивать пуговицы на его ширинке, видно было, что природная стыдливость сковывает ее движения, но чувствовалось и другое — застоявшийся внутри ее гибкого тела родник из неизрасходованной страсти. Стоило лишь сорвать с готового ударить тугими струями ключа сохлую корку запретов, как он грозил взорваться мощным фонтаном, обдавая брызгами все вокруг. Самое главное, что медлить не следовало ни в коем разе, иначе подружка могла перегореть, и тогда ее можно было смело выбросить в мусорное ведро как отслужившую свое лампочку. Ведь никто еще не умудрился поменять спираль на ходу, а если такое было возможным, на это требовалось время, которого в подобных случаях катастрофически не хватало. Дока скинул штаны, сбросил рубашку с майкой, задрав подол ее ночнушки, нащупал пальцами скользкую и глубокую ложбину между половыми губами и попытался ввести член спереди. Но тот еще не успел как следует отдохнуть, он походил на резиновый шланг без должного напора воды. Развернув партнершу задом, Дока пропихнул свой орган в ее влагалище, привстав на цыпочки, поднапряг мышцы живота, одновременно стараясь уздечкой поелозить ближе ко входу, где по прежнему не расслаблялось тугое мышечное кольцо. Когда почувствовал зарождение нового желания, вошел членом поглубже и умерил прыть, не давая ему разгораться. Негромкие сладостные звуки от жадного соприкосновения половых органов совместно с учащающимся дыханием, в котором проскальзывали невольные интимные восклицания, начали заполнять сонную комнату. Женщина чуть повернула голову со спадающими вниз волнами длинных волос и прислушалась, видимо материнское начало у нее возвышалось над всеми другими чувствами. Ребенок продолжал размеренно посапывать. Затем она изогнулась еще больше, выпячивая зад навстречу его паху. Когда заглотила член до основания, принялась облизывать его короткими тягучими сокращениями влагалища, стараясь обхватить головку покрепче и подтянуть ее к ракрывающейся навстречу бутоном твердой шейке матки. Дока ощущал, как разрыхляется этот бутон, как насаживается он на кончик шляпки, как раз на то самое место, из которого обязана была брынуть тугая струя спермы. Температура в том месте повысилась, шейка матки уже горела неистовым пламенем, принуждая уздечку оборвать напряжение и обмякнуть вмиг превратившимися в кучу изжеванной кожи жилами. Дока не желал преждевременного семяизвержения, раздвинув ноги пошире, он с натугой вытащил шляпку из плотного обода, поелозил ею по тесному влагалищу. Но подружка обхватила его бедра руками и притянула их к своему заду, она настроилась кончить так, как никогда еще не кончала, потому что подоспела взорваться от переполнявшей ее энергии. Чтобы этого не произошло, она готова была разодрать ягодицы партнера крепкими пальцами с острыми ногтями. Дока едва не заблажил от боли, отпустив груди, он сжал кулаки и занес их над спиной подружки. Но та словно перестала осязать действительность, все ее действия превратились в непроизвольные покачивания аппетитной попой вперед–назад с нервными содроганиями тела на слабеющих ногах. Сейчас она походила на готовую загрызть любого сучку, по какой–то причине отказавшуюся от дальнейшего спаривания с раззадорившим ее кобелем. Из груди вырывался лишь призывный интимный стон, женщина требовала довершения дела до конца, она умоляла об этом. У Доки в голове невольно возник вопрос о том, что с нею происходит, уж не бешенство ли у нее матки, и не по этой ли причине муж не спешит возвращаться домой? Он вспомнил случай из своей практики, когда одна из подружек точно так–же упрашивала его не экономить на движениях, а стараться вовсю. «Бы–ст–ре-е», задыхаясь от охвативших ее чувств, требовала та девушка, на глазах выгибаясь коромыслом. Но на той подружке одновременно побывал взвод солдат и у ее влагалища не было ни стенок, ни дна, а здесь вертела прелестной попой знавшая лишь одного супруга неизбалованная по части разврата почти девственница, тугое влагалище которой старалось наоборот вытолкнуть член поскорее наружу, одновременно цепляясь за него всеми клетками. Значит, дело было в другом, в том, что несмотря на рождение ребенка его партнерша созрела только сейчас и только сейчас в ней сорвались с привязи те самые чувства, от которых одинокие женщины сходят с ума.