Юрий Иванов-Милюхин - Соборная площадь

— Не могу…. Кончай сам…

Она или стеснялась, или в связи с употреблением наркотиков утратила всякие чувства. После отказа от продолжения полового акта показалось, что приходится насиловать резиновую куклу. Не давая остыть члену, я ускорил движения, одновременно напрягая низ живота и ягодицы. Недоставало, чтобы яйца не опорожнились от семени. Тогда долго придется терпеть ноющую боль в них, испытывать неудобства от не исполненного до конца мужского долга. Прижав головку к нижней стенке влагалища, я несколько раз пропахал ею взад–вперед, и застонал, ощутив медленно и неотвратимо надвигающуюся волну страсти. Подергавшись некоторое время в непроизвольных конвульсиях, отвалился набок выпотрошенным тряпичным манекеном. Пот заливал глаза, в голове слабо позванивало, будто оборвалась туго натянутая над коркой головного мозга струна. Она сдула бисеринки, во множестве усеявшие ее пухлую верхнюю губу, положила руку на мое плечо:

— Никого не пускай, прошу тебя.

— Почему? — отдуваясь, скосил я глаза.

— Тогда мы сможем побороться за себя, пересилить себя. Не пить и не колоться. В противном случае…

— Ты живешь одна? — догадавшись, перебил я ее.

— Да… Они ломятся в дверь утром и вечером, днем и ночью. Сколько раз я спускала на них свою овчарку, но они перестали ее бояться.

— Уедь куда–нибудь.

— Уезжала…. И приезжала. Работы нет, денег тоже. Пожалуйста, не открывай. Хотя бы дня три.

— Три дня ничего не дадут.

— Дадут. Стоит только сделать первый шаг.

— Я не пил месяцами, даже не курил, — почему–то не хотелось давать ей надежду. — Потом срывался снова. Раньше пьянки продолжались день–два, максимум три, сейчас растягиваются на полмесяца с перерывом в неделю. Если бы у меня была семья…. Без нее вряд ли можно оправиться, — я вздохнул. — Понимаешь, потерялась точка опоры, а без нее смысл жизни стал менее значительным. Стараться не для кого, даже повыпендриваться не перед кем. А без поддержки, без обычной семейной грызни, у одинокого человека опускаются руки. Он ржавеет, как выброшенная на свалку консервная банка.

— Не понимаю, — откинулась она на спину. — Я никогда не была замужем. Мне всего двадцать два года…

— А родители?

— Одна я, — уклончиво ответила она.

Я вдруг осознал, что таилось за отчаянными словами, сказанными ею в начале разговора. Она предлагала совместную жизнь, несмотря на то, что видела в постели раздетую Зуфру, поняла, что буквально несколько часов назад я с ней переспал. Мало того, она знала девушку. Наверняка имела представление и о рождении моего сына. Та же Зуфра, ребята, соседи, наконец, рассказали ей. И все–таки предлагала. Видимо, почувствовала близкий край пропасти, осознала, что без посторонней помощи никогда не вырвется из все туже захлестывающейся вокруг шеи петли. Наркотики даже не водка, они страшнее, потому что затягивают в бездну незаметнее, убивают стремительнее. Но чем я, сам давно запутавшийся в личной жизни, мог помочь этой, выглядевшей старше своих лет, девушке. Стоило возникнуть малейшему конфликту по любому поводу, хотя бы из–за приличной разницы в возрасте и связанных с ней непохожих интересов, как один из нас непременно бы сорвался, потянув за собой другого. Так случилось в недавней прошлой жизни, когда судьба связала с алкашкой. Но тогда я не пил и не курил, и все равно не смог справиться с женщиной рядом. Наоборот, едва не опустился до ее уровня. А если сойдутся два зависимых от зелья человека, то для обоих крах наступит еще быстрее. Сейчас мы еше каждый по своему, своими методами, стараемся вырваться из паутины. Примером служат трезвые соседи, друзья. Тогда же быстро пойдем ко дну, хватаясь друг за друга. Я прекрасно понимал, что эта перспектива не для меня во всех отношениях. И когда раздался стук в дверь, отбросил одеяло и пошел открывать.

— Не надо — донесся до слуха отчаянный призыв девушки, но я уже поворачивал ключ.

На пороге стоял совершенно пьяный Андрей.

— Ты это… накинул бы что–нибудь, — все–таки заметил он мой адамовский костюм.

Пройдя в комнату, я нырнул в штаны. Девушка нехотя оделась тоже. Застегнув последнюю пуговицу, с укором посмотрела на меня. Отвернувшись, я хотел спросить о чем–то Андрея, скорее, всего, об афганце, и об очередном его предательстве. О предательстве потом, но не заметил ли он, когда тот ушел. В раскрытую квартиру неожиданно ворвался всклокоченный сосед.

— Бухаете, мать вашу так, скребетесь, — прямо с порога закричал он срывающимся голосом. — А там жена померла.