Владимир Лорченков - Табор уходит

 Молдавского Сиона! — воскликнул слепец.

 А где же ее взять? — спросил Петреску скептически.

 На югах, — мечтательно сказал кто–то.

 Чтоб ночью на земле спать можно было, и не простужаться, — шмыгнул носом семилетний пацан.

Бедные дети, подумал Петреску. Им и в голову не приходит, что спать можно в домах с отоплением. Лейтенант, родившийся в 1979 году, такие дома, — хоть и смутно, — в Молдавии еще помнил.

 Значит, — неуверенно повторил кто–то из детей, — мы, молдаване, новый народ Израилев?

 Да, сынок, — кивнул слепец, — и требовать нам нужно от мировых правительств земли новой, святой, не испачканной.

 Но до поры до времени скрывайтесь, — сурово сказал он.

 Ибо несу я весть угнетенным, вы же поддержите ее и разнесите по стране.

 И берегитесь, как бы тайна эта не попала в руки палачей, ментов, мусоров, легавых проклятых!

 Они про веру нашу ведают, да неведомо им, кто и откуда ведет проповедь Исхода, — прошептал слепец.

 Как узнают, аспиды, что ангел Божий в самом гнезде гадючьем прячется, прольется кровь безвинного пророка! — предостерег калика.

 Давно уж ищут его слуги Сатаны, который и придумал «республику Молдову»…

 Алчут крови невинной, плоти святой, духа божественного…

 Но где Серафим — тайна, и открывать ее, детушки, нужно только обездоленным да сирым, как вы, да я, да мученик этот из Касауц, где и прячется наш Серафим…

 Это точно! — сказал радостно Петреску.

Ему было так хорошо, что не скрывал уже радость предвкушения не только новых погон, но еще и премии, а может даже и хромированного велосипеда в придачу.

 Тайну блюсти надо так, — сказал Петреску, успокаивая встревоженного интонациями слепца, — будто вы мертвы и уста ваши молчат навеки.

Огонь, потрескивая, плясал в глазах детей. Те были необычайно молчаливы. Петреску знал, почему. Беспризорники и правда были мертвы. Петреску, выпивший противоядия от той смеси, что подсыпал в суп, чувствовал легкое недомогание. Но мысль о том, что он жив и сорвал куш, делала его настроение более радужным, чем следовало бы. Слепец, наконец, нарушил молчание.

 Уснули детки? — спросил он.

 Агась, — опрощаясь, ответил лейтенант.

И всмотрелся в лица мальчишек. Смерть смягчила лица детей. Тот, что помладше, ну чисто ангел, с легким беспокойством подумал лейтенант. Русоволосый и красивый… Ладно, расстроенно подумал бездетный Петреску. Все равно бы помер от голода зимой. Или свои же съели бы в особенно трудную пору. Пора было разбираться с нищим.

 Спят, — сказал лейтенант, — навсегда уснули…

 Совсем–совсем? — осторожно спросил слепец, вновь заподозривший что–то по голосу Петреску.

 Насовсем, — сурово сказал лейтенант.

Костер, без свежих дров, догорал. Котелок с выкипевшими остатками супа, чадил. Со стороны слепец и полицейский выглядели как мирно беседующие друзья. Да они мирно и беседовали…

 Хочешь, как они, без мучений, или посопротивляешься? — спросил устало Петреску калику.

 Детей–то не жалко? — спросил в ответ тот.

 Детей? — спросил, щурясь от дыма Петреску.

 Сначала да, потом нет, — честно ответил он.

 Так сразу, или помучаться хочешь? — вернулся он к главной теме разговора.

 Я тебе еще пригожусь, — начал было стандартную волынку обреченных слепец.

 Мне теперь никто не пригодится, — махнул рукой лейтенант.

 Мне свидетели не нужны, — пояснил лейтенант.

 Чай, не зверь я, — сказал он, — иначе стали ли бы детей из–за ерунды убивать?!

 Знают они много, — жалостливо глянул на детей Петреску.

 Знали в смысле, — поправился он.

 И ты, — добавил лейтенант. — Тоже много знаешь.

 А мне теперь нужно в лагерь тихонечко проникнуть, главу вашего еретического выкрасть, да в Кишинев вывезти, начальству доложить, — объяснил Петреску.

 И чтоб ни одна паскуда из полиции не узнала и лавры мои в суп с собачатиной не положила, — зло добавил Петреску, которого уже семь лет не повышали по службе.

 Могу скидку сделать, сразу убить, — вновь предложил лейтенант.

 Если, конечно, еще чего расскажешь, — выдвинул условие он.

 Не знаю я нико… — начал было тянуть время слепец.

Петреску вздохнул, выстрелил слепому в живот. Ухватил за челюсть, вытащил язык, примерился… Отрезал. Привязал корчащегося от боли слепца к дереву…

Мертвые дети, окружавшие костер, виднелись темными столбиками, пока пламя догорало, а потом слились с темнотой. Ворон, поклевав висельника, спустился к теплому пепелищу. Осторожно попрыгал по мальчишеским головам. О чем–то задумался. Да так глубоко, что даже не глянул на Петреску, уходящего с площади.