Марина Голубицкая - Два писателя, или Ключи от чердака

Про Леру лучше бы не надо. Ее рассказы писательские, настоящие: грустные и красивые. И все рассказы «про любовь», а у меня? Школьное сочинение взрослой тети.

— Лучше не говори мне про Леру! Она кружевница.

— Нет, матушка, ты не понимаешь. В ее текстах такие есть дыры, такие сквозняки… Я, кстати, к ней сегодня пойду. Ларису проводил, а к ней пойду. С мухоморами…

Мой праздник слегка омрачен. Я знаю, что не ревную, ревновала, когда читала ее рассказы, вздыхала — вот что Лера имела в виду, говоря насчет антуража… у меня никогда не будет такого… Встречи с Чмутовым я сократила сама, — хочу писать. И не даю водки. Грибную настойку пить отказываюсь. Откуда ж эта досада? «Она три раза была замужем, была три раза, три раза… а у тебя все есть…» Все — это что? Во мне формируется феминисткий лозунг: «Мы не равны своей судьбе!!!» Чмутов уходит, я набираю Лерин номер. При чем тут замужем, не замужем…

С Лерой мы виделись ровно два раза, у нас телефонные отношения. У Леры тонкий ум и красивый голос. Мы смеемся над людьми, попросту сплетничаем, обсуждаем мужей и детей, подруг и любовников, родителей и коллег, превращаем все вокруг в слова, переводим свою жизнь на слова, это увлекает, затягивает. Общих знакомых у нас пять человек, мы «из разных поскотин», как сказала бы баба Тася, — тем интереснее создавать мир своих персонажей. Чмутов гордится, что нас познакомил, вчера он принес мне Лерину книжку, но я чувствую, что нам лучше танцевать в отдельных парах: мне с Лерой, Лере с Чмутовым и Чмутову со мной. Слишком грубо явлен на его щеке запретительный знак, красная метка — Ларисин ноготь.

Через день я сажусь за новый рассказ — в нем есть любовная история. Игорь следит за сюжетом и каждый раз спрашивает:

— Ну что, написала? Сколько? Какую главку?

Он читает прямо из–под клавиш. Временами постанывает, прикрывает глаза, улыбается. Делает паузу. А иногда читает жадно и быстро. Наши чтения стали похожи на секс, они то прибавляют мне счастливой силы, то опустошают. Зачем это все?.. Игорь замечает, если я не хочу идти к компьютеру: «Смотри, не пожалей…», и я уже знаю — в следующий раз мне не отвертеться. Нам мешает бабушка. Вернувшись от мамы, баба Тася взялась размораживать холодильник. Она долго бездействовала в больнице, потом у мамы и соскучилась по труду. Бабушка плохо видит, плохо двигается, но не признает плохой работы. Мы сидим за компьютером, а бабуля кричит:

— Ирина, мне твоя помощь требуется!

Она ставит кастрюльки с кипятком в морозилку, я помогаю их разместить и возвращаюсь. Проходит три минуты.

— Ирина, приди, мила дочь, я, кажется, газ погасила!

Оставляю Игоря наедине с текстом. Включаю газ, возвращаюсь, он говорит:

— Вот это место чудное… очень нежное…

Я не успеваю понять, что он имеет в виду. Из кухни раздается крик: бабушка ошпарила руку, такая боль, что «не роди мать человека». Потом она будет скалывать лед и порежется, потом начнет затирать пол, почти вслепую, ногами. Понимая, что на сегодня переборщила, бабушка придет сама, — согнувшись, шваркая тапками, опираясь на стены и стопки книг:

— Иринчик, иди–ка посмотри, там, кажется, еще подле плиты натекло.

— Бабушка! Я ведь не одна! Мы занимаемся! — я кричу, как дурной актер, это не эмоция — демонстрация. Я демонстрирую Игорю, что моя жизнь не так уж безоблачна. Конечно, для крика есть оправдание: бабушка плохо слышит.

Я живу теперь на страницах, а они прибавляются по одной в день. Размеры мира определяет скорость печатания: «тык…тык…тык…» Стать бы волшебником, дунуть бы в экран, и пусть проявляются буковки, как изморозь на стекле. Но не выходит, все случается только под «тык–тык–тык».

Когда приходит Фаина, я иду на рекорд, выстукиваю шестую страницу, новый рассказ будет длиннее предыдущих. Мне хочется похвастать.

— Фаина, смотри… — я усаживаю ее за компьютер, а сама взбираюсь на стремянку, ищу книгу, за которой пришла посетительница. Фаина ерзает, будто ей дискомфортно сидеть, потом вскакивает, пожимая плечами:

— Все это так однообразно, типичная женская проза. Не поймешь, кто с кем говорит, речь одинаковая… Невыразительный герой… И нет игры ума. Ты попробуй, как я. Ты же знаешь, я блистательно рассказываю. А начинаю записывать, все теряется, ты не поверишь. Серьезно, серьезно! Попробуй на диктофон говорить. Точно! Купи себе диктофон, это недорого, представь, что с кем–то разговариваешь… Слушай, Ирусик! Можно записки себе писать. Знаешь, как я классно пишу записки!