Владимир Пронский: Стяжатели

— Всё понял. О ходе подготовки буду информировать.

— Договорились! — поднялся из кресла Самохвалов и подал Немыкину руку. — А финансирование этого проекта согласуй с Лавриком, а если будет кочевряжиться, лично поговорю с ним!

Немыкин слегка пожал крепкую самохваловскую лапу, улыбнулся, хотя улыбаться не очень–то хотелось. Что греха таить, он, как и всякий литератор, давно мечтал о вступлении в настоящий Союз писателей, тоже, как и теперешний шеф, издал за свой счет несколько книжек, и вот теперь, когда заветная организация сама к нему приблизилась, — это и не радовало особенно. Как говорится: Федот, да не тот! Вот если бы в настоящий писательский Союз вступить — вот это дело! Но разве что скажешь против? Чтобы озвучить указание, Немыкин зашел к Ефиму Константиновичу и изложил всё, что услышал от Самохвалова. Сперва Лаврик слушал молча, а потом улыбнулся, услышав слова Немыкина о памятной доске.

— Слушай, — указал он на стул и пригласил присесть стоявшего до этого Александра Ильича, — сейчас расскажу тебе занимательную историю об одном поэте. В Елани это было, лет уж, наверное, десять назад. Ну, так вот. Задумал один местный непризнанный поэт прославить себя. Кое–как накопил денег и заказал мемориальную доску из черного мрамора, чтобы установить ее на доме, где жил. Мол, в этом доме живет известный российский поэт Вася Пупкин! Знайте, люди, и радуйтесь! Но чтобы установить доску, надо иметь разрешение от властей, а его не имелось, да и не могло иметься. И тогда этот Пупкин, дождавшись дождливой, ветреной погоды и позднего часа, чтобы не привлекать внимания, начал самостоятельно устанавливать доску. Подготовил место, а когда полез по стремянке, то мокрая доска выскользнула из слабых поэтических рук и разбилась. Разбилась и мечта Пупкина о славе и почете. Запил с горя поэт и, говорят, отошел в мир иной.

Немыкин вздохнул.

— Не вздыхай, Александр Ильич! Хотя, как говорят, сказка — ложь, да в ней намек, но это не о нас! Так что твои слова приняты к сведению, будем работать.

Немыкину захотелось сразу же вернуться к Самохвалову, рассказать о Лаврике, но он лишь глянул на вывеску с фамилией главы муниципального района, моргнул секретарю Леночке и вышел из приемной. На большее духу не хватило.

В Княжске никто не заметил, как Лада уехала в Москву устраиваться на работу. Уехала наполовину самовольно, так как отец пока ничего не знал о ее планах, но с полного согласия матери, которая отдала дочери запасные ключи от московской квартиры. Перед этим Ольга Сергеевна неоднократно звонила двоюродной тете, и та пообещала пристроить племянницу в транспортную компанию, где сама работала. Вера Павловна оказалась из тех людей, которые умеют находить с начальством общий язык: должность начальника отдела обязывала. А тут еще извечная печаль бездетной женщины, поэтому ей было просто необходимо выплеснуть невостребованную женскую заботу на того, к кому она относилась как к своему ребенку. На эту роль очень подходила Лада.

Минуло всего пять дней, как Лада уволилась, и вот она на Казанском вокзале столицы. Около турникетов ее встретила Вера Павловна. Невысокого роста, подвижная, она ловко подхватила дорожную сумку Лады и, помогая нести ее, повела племянницу через столпотворение вокзальных людей, потом потянула в подземный переход, через который они вышли на противоположную сторону площади, где располагалась компания.

— Сейчас получим тебе пропуск, который я уже заказала, и пойдем устраиваться. Надеюсь, паспорт, диплом и трудовую не забыла?

— Всё на месте. Вообще–то я собиралась сперва заехать на свою квартиру, чтобы не таскаться с этим баулом.

— Ничего страшного! Куй, как говорится, железо, пока горячо! А то сегодня упустишь возможность, а завтра неизвестно что будет! Нам бы только отдать трудовую книжку да в приказ на зачисление попасть.

Когда Ладу сфотографировали в отделе пропусков, то Вера Павловна провела племянницу на второй этаж, где находился отдел экономики.

Сотрудниц было шесть или семь, и всех сразу Лада, конечно же, не запомнила. Она для порядка присела за свой рабочий стол, осмотрелась и заметила, что через стеклянные перегородки все сотрудницы исподволь рассматривают ее.

Вскоре Вера Павловна проводила племянницу до проходной, перед этим заглянув с ней в отдел кадров, где ей выдали пропуск, на цветной фотографии которого Лада выглядела усталой и печальной, хотя в душе чувствовала себя совсем не грустно. За полчаса она добралась на метро до станции «Кузьминки», и, чувствуя, что соскучилась по своей квартире, уверенно вошла в подъезд. Захотелось расслабиться, понежиться в ванной, но решила сперва позвонить в Княжск. Сказала матери несколько слов о новой работе, передала привет от тетушки и спросила.