Юрий Пахомов - Столкновение

И у нас в ГШ ВМФ как–то разом все перевернулось, незыблемая, казалось, твердыня на Большом Козловском приняла вдруг водичку в носовые балластные цистерны и пошла на погружение. Вскоре поступил циркуляр, точнее рекомендация: в связи с нестабильностью в столице являться на службу в гражданском, а в форму переодеваться в служебных комнатах. Дожили, как говорится, приехали. Во флотской форме, добытой нелегкими курсантскими годами, появляться в городе нельзя. И потекли через КПП бывшие командиры с постными лицами в заштатных плащиках, и в кафе «Шоколадница», что у метро «Лермонтовская», сбивалась теперь серая, безликая масса, спасающаяся от стыда и негодования коньяком. Благо «перестройка» на вкус коньяка не повлияла. Прежний был вкус, да и крепость та же.

Я рекомендациями пренебрег, в первое время подкатывал к КПП на своем «жигуленке» в форме, а потом махнул рукой. Наступило время перевертышей. С флотов поползли слухи: там адмирал проворовался, сел в тюрьму, другой толкнул на сторону за хорошие деньги флотское имущество и обогатился. И ведь не тыловики, тем по службе тырить положено, а строевые командиры. Особенно поразили меня политработники, тут уже мутация приняла сокрушающие масштабы. Бывшие марксисты- ленинцы, идеологи и воспитатели, не все, конечно, но многие, быстренько перекрасились. Поменяли партбилеты на иные ценности и через несколько лет трубадуры КПСС стали крупными предпринимателями, пооткрывали фирмы, фирмочки, пересели из персональных «Волг» в «Мерседесы», да еще с телохранителями. Мне с замполитами на лодке везло, нормальные ребята, бессребреники, не стучали, не боролись за власть, а помогали. Последний мой замполит Костя Зеленцов сдал экзамены на вахтенного офицера и, как все, нес в походе верхние вахты, чем значительно повысил свой авторитет у экипажа. У береговых политотдельцев уже тогда чувствовалась кастовость — свои кадровики, свои наградные листы и иные привилегии. Мой старпом выспорил ящик коньяку, побившись об заклад с механиком, что среди инспектирующих лиц по внешним признакам определит сотрудников военного отдела ЦК. И ведь выиграл спор, коротко пояснив: «В лицах у них что–то специфическое, вроде как накануне они дерьма наелись».

Осенью восемьдесят девятого года я приехал в Питер (плановая проверка Ленинградской военно–морской базы), созвонился с дружком своим Левоном Горгиняном, вечером мы сидели в кабинете его старой квартиры у Парка Победы. Левон прожил здесь долгие годы, почти всю жизнь.

Мой приезд совпал с годовщиной смерти жены моего друга, красавицы Мариам, мы изрядно выпили по этому грустному поводу. Левон был сумрачен, зябко поводил плечами и, нервно потирая руки, слушал московские новости.

— В Главном штабе мертвый штиль, шуршит по углам народец, — рассказывал я, шаря глазами по книжным полкам. — Боевая служба свертывается, на флотах воровство, офицеры бегут с кораблей, в Лужниках каждый день митинги.

— У нас то же самое. У Казанского собора до мордобоя доходит. И откуда взялось столько витий, ораторов, крикунов. Демократы, черт бы их побрал! Ладно, это дело не наше. Скажи, ты что–нибудь слышал об операции «Атрина»?

— В общих чертах, в пределах дозволенного.

Я знал об операции немного. Весной 1987 года пять атомоходов эскадры подводных лодок на Северном флоте вышли в Атлантику, поддерживая между собой устойчивый гидроакустический контакт на расстоянии ста миль (факт невероятный, учитывая несовершенство наших гидроакустических комплексов). Лодки благополучно преодолели американскую противолодочную оборону, доказав, что вполне можно прорваться к берегам США и в случае войны нанести ответный удар.

В НАТО начался переполох, сведения попали в открытую печать. В наш отдел пришли переводы статей из норвежских и американских газет. Кое–кто из подводников наверняка уже крутил в тужурках дырки для орденов.

Все это я изложил Левону. Мой ученый друг закурил и, провожая взглядом струйку дыма, сказал:

— Внешняя сторона изложена, как ты выразился, «в общих чертах», но за всем этим стоит весьма и весьма драматическая история, которая, я убежден, будет у нас усиленно замалчиваться. Как ты знаешь, моя специальность — вычислительная техника, непосредственно проблемами гидроакустики я не занимался, но сопричастен, конечно же, был. Компьютеры, то–се. Положение с гидроакустическими комплексами на наших лодках тебе, как командиру, известно.

Я пожал плечами.