Анатолий Андреев - Варвары из Европы

Но я не мог не протянуть руку вызванной к жизни тени — желание безопасно и гарантированно обогатиться, «составить счастие моей жизни» было сильнее меня.

И, что важнее всего, я, оказывается, в глубине души допускал эту великолепную в своей гнусности возможность — пожить в шкуре Германна, — хотя готов был поклясться, что во мне нет подлой черноты, что я выше и чище низменных страстей.

Я помимо воли просчитал (весьма хладнокровно, надо заметить) все выгоды положения (как, оказывается, делал это тогда, когда в качестве зрителя фильма участвовал в разборках на стороне разговорчивых подонков).

Во–первых, Сцилла и, хуже того, Харибда, была мертва, — и руку к этому приложил беспомощно хрипящий бизнесмен. Она, судя по всему, смертельно ранила его. Одновременно прозвучали два выстрела. Ядовитые гады сожрали друг друга. Это хорошо.

Во–вторых.

В общем, я подошел к раскинувшейся в красивой позе Харибде (даже смерть была к лицу моей суровой подруге!) и нежно взял её за запястье. Пульса не было, как я и ожидал; однако я не опустил её руку, а навёл сжимаемый безжизненной кистью пистолет на ***.

Натали, увидев это, перестала плакать.

Раздался выстрел.

Я не помню, чтобы я хоть раз стрелял в своей жизни; однако контрольный выстрел удался на славу: пуля угодила точно в голову. В лоб. Прямо по центру. Как- то весьма симметрично, даже не обезобразив лицо усопшего; напротив, придав ему нечто отстранённо экзотическое, скорее всего — индийское.

Вот к чему приводит бесконечное насилие на экранах: мы, оказывается, и стрелять умеем, хотя никогда этому не учились специально. Визуальный опыт — это ведь и психологический опыт. Что ещё смещено и перевёрнуто с ног на голову в смущённых наших душах? Можно ли после этого верить себе?

Натали перестала плакать, глаза её прояснились, подобно небу (вот чудо!), — и это сильно облегчило мне то, что я про себя смутно назвал «в-третьих». Я подошёл к ней, устало присел рядом и произнёс голосом изрядно утомлённого путника, возможно, иностранца:

— После того как эти подонки. как эти двое — что на них нашло, о, боже?! — пристрелили друг друга на наших глазах. Не соблаговолите ли вы стать моей женой?

Я заглянул в её глаза — и прочитал там, то, что и рассчитывал прочитать: она, не беря никого в свидетели, также решала для себя дилемму, допустить ли к душе своей тень Германна — или.

Что–то было у меня по этому поводу в моей статье. Но вот что именно?

Я вдруг почувствовал, что напрочь забыл содержание статьи, что оно необратимо утрачено и что писана работа моя другим человеком — не тем, который сидел рядом с прелестной женщиной и готовил им обоим ослепительное в своей уже почти реальности «в-четвёртых».

— Умоляю, не говорите мне «нет», — сказал я, наклоняясь над распростёртым телом ***; правая ладонь покойного также не желала расставаться с оружием. Я шевельнул пистолет — он будто прирос к коже (что я отметил с большим удовлетворением).

Натали внимательно следила за моими действиями.

— Так могу ли я рассчитывать? — смиренно произнёс я, не поднимая глаз.

— Вы просчитались, — был ответ.

Я поднял голову.

Раздался выстрел.

Лучшие романы рождаются из презрения к читателю, не способ–ному их понять.

Натали сидела у себя в комнате, склонив голову над книгой. Опус был забавным, из нынешних новых романов.

Ведь просила же пышногрудую, с атласной кожей подругу Лизу: дай мне почитать что–нибудь из современного, но чтобы для души, то есть такой роман, в котором не было бы мужского умничанья, грязного секса, тяжёлой женской судьбы, трагического конца, а была бы мягкая женская любовь (в идеале — лесбийская), волнующая мелодрама, плавно перетекающая в бесконечный хэппи–енд.

— Не знаю, есть ли такие романы, — отвечала подруга. — Да вот не хочешь ли книжку «Лёгкий мужской роман»? Мой нынешний спонсор держит её на столе у себя в кабинете. Иногда смеётся.

— Значит, там мужской шовинизм.

— С чего ты взяла?

— Мужчины смеются только тогда, когда удаётся унизить женщину.

— Прикольно. А рядом лежит «Для кого восходит Солнце?». Кажется, про любовь. Мне так показалось.

— Давай, тащи.

Книжка оказалась не про любовь, а про идеалы. Повстречала бы автора — выцарапала бы глаза. Какие–то выдумки про жизнь и про людей; читаешь — и чувствуешь себя полной идиоткой, да ещё и грязной гадиной, хотя он, вроде, и не оскорбляет женщин, скорее пишет жуткую правду про мужчин.