Елена Кутинова - Банда слепых и трое на костылях[истерический антидетектив]

— Которая лекарства по телеку рекламирует?

— Не знаю, наверное. Я только вошел, а она как глянет! И говорит: «Может ты и станешь писателем, но что–то в тебе не то. Какой–то ты…» «Чернокнижник?» — спрашиваю — «Именно!»

Несколько раз я подробно пересказала Сереге сон. Особенно его интересовала шестидесятилетняя тайна, которую услышать я, собственно, не успела. Вопреки моему ужасу, он решил отправить меня назад в кошмар.

— Я этого не вынесу!

— Спокойствие, только спокойствие, Карлсон, так Карлсон, — приговаривал Впальтохин и делал совершенно дурацкие вещи. Содрав бахромчатый флаг со стенки, он прожег в глазах Ильича дырочки. Затем напялил эту пыльную тряпку на голову таким образом, что его лукавые зенки уморительно вписались в канонизированный портрет, и самодовольно изрек:

— Засыпая, думай о тайне. Об остальном я позабочусь сам.

Сказав это, он сразу же захрапел в своем облачении.

Вначале виделась всякая дребедень — бархатные лягушки, футболисты с мячом–глобусом и даже утренний ветеран, окучивающий пулеметом картошку. Когда бредовый калейдоскоп замер, я снова оказалась в камере. Знакомый зэк стоял носом к стенке.

— Дядечка, дядечка, я вернулась!

— Не вопи, здесь полно врагов. В кабинете Фуфкина есть проход.

— Куда?

— Не задавай вопросов. Сейчас за тобой придут, и я не успею сказать главного. Когда твой Чертохин исчезнет, ты отыщешь Суть. Кроме вас и крысиной братии, клад не откроется никому.

— Почему?

— Такова моя воля!

— Кто вы?

— Володя Апатов. Теперь я свободен. Пока!

Вертухаи ввалились в камеру в то мгновение, когда зэк уже растуманился, просочившись сквозь потолок. Меня долго и нудно били. Так долго, что надоело до смерти. Я даже обрадовалась, когда меня, наконец, бросили в кабинет Фуфкина. Не успела даже поднять глаз на демонического следователя, как в двери вломился расхристанный Владимир Ильич.

— Майор Фуфкин, вас вызывают на передовую!

Глаза следователя вывернулись из небытия, выразив разочарование и покорность.

— А как же империалистические хищники? — поинтересовался он с робкой надеждой.

— Пустяки, дело житейское!

— Есть! — сказал Фуфкин и помчался вон.

Ленин подмигнул мне лукавым глазом и распорядился:

— А вы, матушка, просыпайтесь, нечего вам больше здесь делать.

И я проснулась.

— Подумай, погрузись в себя, что твое сознание считает адом? — доставал Впальтохин.

— Может быть, нас убьют, и мы отправимся к черту на сковородки?

— Ладно тебе, может, и не убьют.

— А если имелись в виду монеты средневековые?

— Знать бы где, а там разберемся!

В полдевятого в двери въехал картонный ящик. Конвой по–прежнему прикрывался пулеметом. Кроме домашних котлет с рисом и новой банки компота мы ничего не обнаружили и жадно набросились на еду.

Как только завтрак перекочевал в желудки, в дверь деликатно постучали, будто мы были вольны впускать или не впускать, кого вздумается.

— Да–да! — ответили мы в два голоса.

В комнату шагнула старушка — божий одуванчик, с белоснежной ваткой волос на голове. За бабулей показалось назойливое дуло, и дверь захлопнулась.

— Накушались? — спросила старушка с совершенно искренней заботой. Может еще котлеточек принести?

— Не надо, — неожиданно отрезал Впальтохин, изменяя своему традиционно зверскому аппетиту.

Старушка сложила губки в доброжелательную улыбку и аккуратно присела на горку хлама.

— Грязно здесь, — фыркнула она. — Когда–то тут помещался кабинет следователя НКВД.

Старушечье лицо задрожало. Ее слова прозвенели во мне как колокол, сон в какой–то степени стал сбываться.

— У меня внуки вашего возраста — Петенька и Коленька. Хорошие мальчики, один в институте учится, другой работает. Я как на вас смотрю — сразу внучков своих вспоминаю. И жалко так вас стало… Вы на меня не сердитесь, я много не могу сделать, разве накормить вкусненьким.

— Кто вы? — перебил Серега.

— Антонина Федоровна Безломова, Герой Советского Союза.

— Милая Антонина Федоровна! — начал Впальтохин — Мы против вас лично ничего пакостного не имеем. У меня тоже бабушка есть. И дедушка воевал. Я ваше поколение уважаю. Мы бы таких исторических катастроф ни за что бы не пережили. Но ответьте, будьте любезны — какого хрена мы здесь делаем?!!!

Лицо Сереги покрылось красными пятнами, а на лбу вздулись вены.

Старушка промокнула хрустальную слезку.

— Понимаете, — вмешалась я, — мы за сутки уже черт знает что понадумали. Даже представления не имеем, какая лежит на наших душах вина. Нельзя же так долго пребывать в неизвестности. С работы, наверное, уволили. Близкие беспокоятся. Что вам от нас нужно?